Ирина Ясина - История болезни. В попытках быть счастливой

В доме, где живет Роберт, их гуру, статный англичанин лет шестидесяти (я видела только портрет, если бы он был в доме, мне бы не разрешили туда войти), удушливый запах сотен живых лилий. Их расставляют по вазам молчаливые, тихо улыбающиеся женщины. Гармония? Не ощущаю. В комнате, обитой голубым, соседствуют Будда и кокетливый Эрос, подносящий пальчик ко рту, и ещё кто-то совсем из другой оперы. Ну и ладно – имеют же люди право поклоняться разнообразной красоте в одном флаконе сразу?

На улице под дождем мок красивый, не работающий в это время года фонтан. Мой любимый сказал, что это произведение их Роберт привез прямо из какой-то французской усадьбы – XVIII век!

Хм, я бы сказала, что новодел, причем американский. Видела, как выглядят настоящие. Но нюхать места спаек, чтобы определить подлинность, как это обычно делают знатоки, было неудобно. Говорят, что место припоя пахнет очень долго. Но не мое это дело – истину искать, людям явно Роберт этот нравится. А что дурит их… Их выбор.

Добил меня прейскурант. Оказывается, за завтрак-обед-ужин с Робертом надо платить. Завтрак – дешевле, ужин – самый дорогой.

Не место это для меня.

На обратном пути, а езды до Сан-Франциско было почти четыре часа, мы с Витюшей говорили о чем-то очень высоком и умственном. О природе страдания, например. Я подумала, что моя первая любовь – изумительно счастливый человек. Он сконструировал себе раковину, которая полностью защищает его от страданий. И теперь ему главное надо не анализировать происходящее, а только и исключительно думать про ненастоящее, про придуманное. Верить и восхищаться. Но я так точно не смогу. Витюша, по-моему, почувствовал, что я не прониклась. Не спросил меня, чуткий человек, о моих впечатлениях. Больше мы не виделись. Но осталось очень светлое и важное знание на всю жизнь – наша первая любовь, и у меня, и у него, была настоящей: искренней и взаимной.

Возможно это или невозможно – перебраться в Америку, я пока себя не спрашивала. Это был следующий вопрос. Первый – надо ли мне это? Переехать в страну, где даже в универмагах есть примерочные для человека в инвалидной коляске. Абсолютная свобода передвижения. Улыбающиеся люди на колясках. В Европе для колясочника вход в государственные музеи бесплатный. А в Штатах плати полную цену. Это потому, что у тебя равные с другими возможности. И обязанности тоже равные. Привлекательно очень.

Еще одно впечатление про Америку пришло ко мне через год, во время встречи в Петербурге с американским президентом Джорджем Бушем-мл. Над ним сейчас принято посмеиваться и обвинять в глупости и самоуверенности. Я совсем про другое. Про американское отношение к инвалидности.

На встрече я сидела от него по левую руку. Рядом. Соответственно, когда делалась протокольная общая фотография, надо было встать. Стоять мне было тяжело. Он увидел и среагировал немедленно:

– Возьмите меня под руку!

Так я и запечетлена на парадной фотке – под ручку с американским президентом. Пока мы фотографировались, он спросил, что со мной.

– Multiple scleroses , рассеянный склероз.

Буш усмехнулся:

– Это не самое страшное. Главное, голова будет работать до последнего дня.

Вот такой американский президент. Мне он в этой ситуации понравился. А что вся страна именно так относится к инвалидам, именно “возьми меня под руку”, я хорошо знала. Еще с 1991 года, со времени своей жизни в городе Коламбус, штат Огайо.

В часы, когда студенты учились и в университетском бассейне было совсем пусто, я ходила туда поплавать. Примерно два раза в неделю две девчонки-студентки привозили туда парня без обеих ног. По-моему, или мне сейчас это кажется, обеих рук по локоть у него тоже не было. Они спускали его в общий бассейн, и он там плавал. Довольно бодро и умело шевелился и плыл. Я, дикарка, никогда в жизни такого не видевшая, глаз не могла отвести. Честно, сейчас я бы назвала свое поведение словом “пялилась”.

Он плыл, а девчонки – я потом узнала, что это были волонтеры – громко смеялись и болтали с ним. Шуточки были довольно скабрезные. Они обсуждали какую-то общую подружку, которая всем рассказывает, что он – половой гигант. И ржущие на кромке бассейна девчонки вроде тоже хотят попробовать.

Они не издевались над ним. Они кокетничали. Это стало очевидно, когда я поняла, что он – студент того же факультета.

Но смогу ли я ради равного доступа и оборудованных туалетов изменить свой образ жизни? Найду ли я себя на новом месте, где, без сомнения, жить удобнее? В этот приезд я повидала кучу друзей своей юности, эмигрировавших когда-то еще из СССР. Наговорилась с ними. Наисследовалась, если угодно. Мне было важно понять, стоит ли овчинка выделки. Стоит ли свобода передвижения по улицам, ресторанам и театрам той моей жизни, от которой придется отказаться?

Ответ я, конечно, знала заранее. Просто проверила себя. Конечно не стоит. Дело и в привычках, и в работе, и в друзьях, и в той атмосфере деятельного и доброго созидания, которая начала к тому времени складываться вокруг меня. Не девочка я уже, чтобы скакать с континента на континент. Будем добиваться равного доступа дома. В конце концов, у американцев еще пятьдесят лет назад ничего для инвалидов не было – ни инклюзивных школ, ни пандусов. Сделали, причем за одну человеческую жизнь. Нам, конечно, потяжелее придется. Но тем интереснее… уговаривала я себя.

Весь 2005 год оборачивался большими проблемами по всем фронтам. По мере разочарования в силе всякой нетрадиционной хиромантии в моей жизни снова возникали традиционные врачи. Когда-то мне говорили, что если прокапывать гормоны с какой-то периодичностью, то можно избежать обострений рассеянного склероза. А поскольку состояние мое без выраженных обострений, но постоянно и очень заметно ухудшалось, я решила, не дожидаясь аврала, лечь на капельницу. Но оказалось, что пользы от этой экзекуции уже никакой. Уже поздно. Никакого эффекта, кроме жуткого сердцебиения, на сей раз гормоны мне не принесли. Я только еще больше ослабела от трехдневного лежания на неудобной больничной кровати.

Он забирал покруче.

В марте арестовали счета “Открытой России”.

С утра раздался звонок Мишки Яструбицкого:

– Ирка, приезжай срочно, у нас арестовали счета.

Счета у “Открытой России” были в двух банках. В банке “ТРАСТ”, родном, “Менатеповском, и еще в одном, названия которого не напишу, дабы не портить людям жизнь. Так вот, трусы из банка “ТРАСТ” (крепкие орешки – см. рекламу с Брюсом Уиллисом) остановили движение по нашим счетам, имея всего лишь устное распоряжение из прокуратуры. Правильные люди из неназываемого банка в аналогичной ситуации повели себя по-другому. Их героизм заключался всего лишь в выполнении закона. Они позвонили нам и предупредили, что попросили у прокуроров письменное распоряжение об аресте счетов. А это значит, что у нас есть банковский день для того, чтобы раскидать деньги по утвержденным проектам. Миллиона два раскидали мы за этот подаренный нам день: в четырнадцать региональных филиалов, моим журналистам, в “Общественный вердикт”.

Читать дальше