Николай Седых - Истоки и уроки Великой Победы. Книга II. Уроки Великой Победы

При подготовке боевых действий значительные внимание немцы уделяли согласованию усилий родов войск на местности, а также созданию, для решения задач прорыва и овладения крупными населенными пунктами, импровизированных боевых групп, куда включались пехота, танки, артиллерия и инженерные войска.

Последовательность действий немцев, особенно в начале войны, не отличалась разнообразием. Сначала жесточайшая бомбардировка позиций наших войск с воздуха, затем, а то и одновременно, такой же артобстрел, после которого на наши позиции на максимальной скорости шли танки, как правило, средние (тяжелых у них тогда еще не было), которые огнем и гусеницами уничтожали уцелевших бойцов, особенно пулеметчиков. После чего, уже в относительной безопасности, на многократно «перепаханные» позиции наших войск заходила пехота вермахта вместе с легкими танками и добивала вторично чудом оставшихся в живых, а также раненых наших солдат. В результате, вопреки устоявшейся логике и правилам наступательного боя, при такой тактике втрое больше несли потери не наступающая, а обороняющаяся сторона.

Вместе с тем, несмотря на то что вермахт был заранее отмобилизован, отлично подготовлен и вооружен, отличался высокой мобильностью и наличием победоносного опыта, верховное германское командование, особенно в момент нападения, предпочитало не лезть на рожон, то есть в лобовые атаки, разве что за редким исключением. Как правило, немцы прибегали в этих случаях к тактике таранно – штурмового пролома нашей обороны.

Если из-за рельефа местности нельзя было обойтись без лобового удара, то оборона советской дивизии сходу взламывалась тремя – четырьмя, а то и большим количеством дивизий вермахта. Так как ширина фронта прорыва у них была в 10–20 раз меньше, чем фактическая ширина фронта обороны одной нашей стрелковой дивизии, нередко ополовиненной в предыдущих боях, немцы при таких действиях, как правило, достигали поставленной цели за счет подавляющего превосходства на узком участке фронта.

Особое значение немецкие генералы придавали организации всестороннего обеспечения боевых действий; в первую очередь разведке, в том числе радиоразведке и подслушиванию информации, а также проходившей по нашим проводным линиям связи. В соединениях танковых войск разведывательные задачи решала и авиация.

При нападении на Советский Союз немецкая армия, ее фельдмаршалы и генералы, наряду с новыми теоретическими разработками в области стратегии оперативного искусства и тактики, имели значительный практический боевой опыт по внедрению этих разработок. Особенно при проведении крупных наступательных операций, в том числе танковыми и моторизированными соединениями в тесном взаимодействии с авиацией, в Польше и Франции.

Конечно, впечатляющие успехи немецкой армии в начале войны были связаны не только с высоко подготовленными генералами и офицерами гитлеровской армии, но и знающими свое дело и преданными Гитлеру солдатами, непосредственно проливавших свою кровь на полях сражений. Без этой силы, огромной массы солдат и унтер – офицеров (по – нашему – сержантов), убежденных в правоте дела, за которое они сражаются, любая армия бессильна, несмотря на все достоинства их главнокомандующих, генералов и офицеров.

К нашему несчастию, у Гитлера такие солдаты были. Несмотря на свои явно преступные цели, фюрер смог убедить абсолютное большинство немецких солдат, выходцев из рабочих и крестьян, в необходимости, и даже справедливости завоевания жизненного пространства за счет России, путем уничтожения ее народов.

Данное утверждение не требует особых доказательств, поскольку это доказано всем ходом Великой Отечественной войны от первого до последнего ее дня. И даже после Дня Победы, 9 мая, и тогда целые дивизии немецкой армии продолжали войну против наших войск, невзирая на приказы своего высшего командования.

Здесь считаем уместным воспроизвести одну историю, характеризующий боевой дух немецких солдат. История приведена А. Корсунским в его книге «Несмотря ни на что». Эту историю якобы, в свою очередь, рассказал ему писатель Даниил Гранин о первом немце – пленном, которого ему довелось видеть: «Пленный был шофер, то есть рабочий класс, пролетарий. Я немедленно сказал ему хорошо выученную по – немецки фразу: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Со всех сторон мне подсказывали про социализм, классовую солидарность, ребята по слогам втолковывали немцу – Маркс, Энгельс, Тельман, Клара Цеткин, Либкнехт, даже Бетховена называли. От их имен мы смягчались и были готовы к прощению, к братанию. Согласно учебникам обществоведения, и нынешний немец, наверное, должен был покраснеть, опустить свои светлые ресницы и сказать с чувством примерно следующее: «Буржуазия, то есть гитлеровская клика, натравила меня на моих братьев по классу. Надо повернуть штык, то есть автомат, против собственных эксплуататоров, – что-то в этом роде».

Нас этому учили. Мы верили, что пролетариат Германии не станет воевать со Страной Советов. Мы честно пытались пробудить классовое сознание этого первого нашего немца.

Но он не опускал своих светлых ресниц и не краснел, он недоуменно похлопал своими светлыми ресницами и, наконец, поняв, о чем идет речь, рассмеялся и сказал:

– Вы будете уничтожены.

– То есть, как это?

– Все! Все, кто не подчинится.

На него закричали. Кто-то сунул ему под нос кукиш. Но он и глазом не повел.

– Таков приказ фюрера, – сказал он.

Он нисколько не испугался, он смотрел на нас без интереса, как на покойников. Потом он замолчал, вынул сигареты, закурил и, когда я стал задавать ему еще какие-то вопросы, молча, выпустил дым в лицо».

Вот нам всем пример морального облика необразованного немца – пролетария.

С этой же целью приведем еще небольшую выдержку из воспоминаний немецкого пехотинца Бенно Цизера, изложенных им в своей книге «Дорога на Сталинград». Этот немецкий солдат, оказавшись в Сталинграде и будучи раненным в руку, описывает то, что он увидел в перевязочном пункте:

«Шатаясь, как пьяный, я доковылял назад до наших позиций, после того как получил удар, и пули роем проносились возле моих ушей, а теплая кровь хлестала из рукава. Смутно помню, как грубые, привыкшие к крестьянскому труду руки перевязали рану и делали мне уколы. Потом я видел главный перевязочный пункт. Его освещал тусклый свет мигавших ламп, и в нем стоял бьющий в нос неприятный запах эфира, пота и гниения. Гудел электрогенератор, создавался фон, безразличный к крикам боли, проклятиям, стонам и пронзительным воплям людей с оторванными руками и ногами, с раздробленной челюстью или грудью, с вываливающимися кишками, с обожженными лицами. Среди всего этого кошмара стоял бледный хирург в забрызганном кровью прорезиненном халате и орудовал блестящими инструментами так быстро, как только можно, и через каждую минуту или две натужно кричал санитарам: