Яков Вохменцев - Южный Урал, № 11

Как бы то ни было, но неоспоримо одно: Азов-гора всегда занимала видное место в устном народном творчестве Урала, и это, очевидно, имело свои основания.

В старину через Азов шла тропа в Сибирь. Во времена Грозного этот путь связывал Сибирь с Уфой. По этой тропе двигалась камско-чусовская вольница. Эта же тропа служила для пересылки воевод, снаряжения, воинского пополнения. Несомненно, характерный и видимый издалека профиль Азова был приметным пунктом — «маяком» — на этом историческом пути через завоеванные, но не освоенные еще земли, покрытые дремучими лесами и таившие на каждом шагу много опасностей. Весьма вероятно, что некоторые из удальцов находили временный приют на Азове. Все это порождало новые сказания и легенды о горе. Можно предположить, что первыми смельчаками-землепроходцами было принесено и это название — Азов, более характерное для южных земель России, нежели для Урала.

Естественно, что такой вдумчивый и тонкий художник, как П. Бажов, посвятивший всю свою жизнь собиранию народных легенд, не мог пройти равнодушно мимо темы Азов-горы. На материале преданий об Азове построен один из самых первых сказов «Дорогое имячко». Долгое время Бажов ставил этот сказ в «Малахитовой шкатулке» головным.

Открывая им книгу, писатель, повидимому, специально хотел подчеркнуть фольклорные истоки своего творчества, его тесную связь с историей края. Уже позднее для этой цели им было написано предисловие — очерк «У старого рудника», который он включал во все наиболее полные издания своих сочинений.

Бажов говорил:

— Всякая легенда — не случайна. В них народ высказывался. Либо это — его желания, мечты; либо — отзвук каких-то давно прошедших событий; либо — попытка по-своему объяснить недоступные уму тайны природы; а иногда — все вместе. Дело литератора, фольклориста — отыскать это зерно, правильно понять, объяснить его. Сказки не для одной забавы складывались. В настоящей, нефальсифицированной сказке обязательно есть народная мудрость и скрытый смысл, по-ученому — подтекст.

Помню, как ликовал Павел Петрович, когда на Азове, действительно, обнаружились интересные находки. Случилось это вскоре после нашей поездки в Полевское [3] Поездка происходила в июне, а в августе были сданы находки на Азове. .

— Слышал? — говорил торжествующе Павел Петрович по телефону. — Нашли ведь! Не зря, стало быть, толковали о старых людях да о кладах, зарытых в горе. Не зря! — И немедленно вновь поехал в Полевское, чтобы самолично убедиться в достоверности фактов, сообщения о которых вскоре проникли и в газеты.

А нашли вот что.

После выхода в свет «Малахитовой шкатулки» интерес к Азовской горе резко повысился. Ее стали часто посещать экскурсии школьников и взрослых, большие группы туристов приезжали издалека, чтобы увидеть эту сказочную гору. Однажды на Азов поднялась большая компания полевской молодежи. Вдруг видят: среди камней, в тени под корнями сосны, поваленной ветром, что-то блеснуло. Заинтересовались, стали копать, и близко у самой поверхности нашли «клад» медных вещей, всего тридцать шесть предметов, — жертвенные изображения каких-то диковинных клювастых птиц, относящиеся к бронзовому веку. Позднее было найдено еще четыре предмета.

Находки вызвали громадный интерес в ученом мире. Все они представляли исключительную научную ценность и были отправлены в центральный исторический музей, в Москву.

Так самым блистательным образом подтвердилась мысль, которую Бажов всегда выдвигал на передний план: что любая легенда, предание могут быть отзвуком каких-то событий, дошедших до нас, что в основе подавляющего большинства легенд лежит неизвестный вам исторический факт.

…Жаль покидать Азов. Мысли невольно переносятся к тем временам, когда у подножия этих величественных скалистых вершин пробирались на восток вооруженные караваны. Сколько требовалось мужества и решимости, чтобы идти в глубь неведомых земель!

Спускаемся вниз, садимся в машину. Мотор не включен, но автомобиль легко скользит, придерживаясь проложенной несколько часов тому назад колеи. Но… что это? Колея исчезла. Некоторое время шофер рулит наудачу, затем резко тормозит.

— Куда? — спрашивает он проводника.

Тот долго осматривается по сторонам и не очень уверенно указывает направление. Через пять минут уперлись в болото. Взяли правее — болото. Двинулись влево — опять болото.

— Вот она, девка Азовка-то, завела да и бросила! — шутит Павел Петрович.

После подъема на Азов-гору он сдержан, молчалив более обычного. Какие новые замыслы рождаются в этой мудрой голове с чистым, обрамленным рамкой седых волос, выпуклым лбом, который, задумавшись или припоминая что-нибудь, Павел Петрович часто потирает рукой.

Поиски дороги продолжаются с тем же успехом. Избрали другое направление — уткнулись в ручеек; кочки, болотце — машине не пройти. Будто посмеиваясь, нас неотступно сопровождает серенькая трясогузка. Перелетает с ветки на ветку, трясет хвостиком. Может, это девка Азовка обернулась птичкой?

Вдруг… У-у-у! — завыл невдалеке гудок.

— На руднике! Вон куда ехать надо, — встрепенулся проводник.

Через четверть часа мы въезжали в Зюзельку. Совсем близехонько и плутали-то!

У маленького домика, на дверях которого значится табличка:

1-й горноспасательный отряд

2-й оперативный пункт при

Зюзельском рудоуправлении.

выстроилась шеренга людей в брезентовых комбинезонах. На бойцах-горноспасателях — круглые упругие каски, за спиной блестящие кислородные приборы-респираторы; гофрированная трубка респиратора подведена ко рту для дыхания, на голове — лампочка-фонарик.

Командир отряда — высокий, мужественного вида человек — внимательно проверяет исправность снаряжения каждого бойца. Это — проверка перед тренировочным спуском в шахту. Этого не было на старом Зюзельском руднике. Да, пожалуй, и на всех старых рудниках Урала.

Павел Петрович следит за горноспасателями долгим внимательным взглядом, пока они не скрываются из вида.

Пока мы поднимались на Азов, в Зюзельке успели приготовиться к встрече. В клубе полно народу (как раз кончилась смена). Все ждут Бажова.

На сцене — цветы; над сценой на большом кумачовом полотнище четкая надпись:

«Привет нашему знатному земляку — писателю сказов народных Павлу Петровичу Бажову».

С первых же фраз, коротких, отрывочных разговоров убеждаешься, что имя Бажова широко известно здесь, о нем говорят с гордостью и уважением.

Появление Павла Петровича было встречено продолжительными аплодисментами. Он растроган, смущен этим приемом. Особенно смущает его надпись на полотне.

— Ну, право… ну, что это?.. Нет, верно, зачем?.. — бормочет он, усаживаясь в президиуме.