Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =

В субботу 20 марта поехали на океан. Конечно, на залив. Городок называется Бар-Харбор и стоит, по существу, на острове. Когда подъезжали к пирсу, я узнала картинку, которую видела с самолета, решив тогда, что это какое-то судно. А на самом деле не судно, а пакгаузы. Мне никто не поверил, что я увидела с такой высоты, а я правда видела. Мы гуляли по городку, ели мороженое, был, как водится, сильный ветер и сиятельное солнце: дрожание от холода на солнце – мой специалитет.

Накануне ужинали с Кэтрин в итальянском ресторане. Кэтрин принадлежит к сливкам бангорского общества. Ее отец заведовал рекламным отделом известной фирмы Kellog’s и, видимо, оставил неплохое наследство. У нее пять домов, один из которых на севере, туда приглашаются особо изысканные гости. Наташа входит в их число. Через несколько дней Кэтрин пригласила нас к себе в бангорский дом и устроила простой и изысканный ужин. Она купила этот дом несколько лет назад, а построен он в 1854 году. Скрипит, пол кривой, но очень уютный и архитектурно внутри интересный. Она живет одна, профессор, однако уже не преподает, издает свой журнал, ходит на севере на лыжах и занимается феминистскими проблемами. Она спокойно рассказала, что через восемь или девять лет брака обнаружила, что ее муж – гей, чего ни она, ни он сам не знали. Она заметила какие-то странности, но не могла понять, в чем дело. Вы страдали, спросила я. Да, это было больно, ответила она.

Мы ужинали еще с несколькими Наташиными друзьями, а также сами по себе, посетив целый ряд заведений, а именно: мексиканское, индийское, греческое и вновь итальянское. Я устала от этого изобилия еды как времяпрепровождения. Но Наташа старалась. В основном я сидела с загадочной улыбкой Джоконды и жевала, но иногда на меня нападал приступ общения, и я ввязывалась в их американские беседы, как в войну: авось победим (но сначала поедим). Последний вечер запомнился очередным лобстером в очень вкусной печеной булочке. А первый – посещением спектакля «Арт», поставленного местной театральной труппой, в названии которой есть имя местной реки Penobscot . Пьеса «Арт» очень удачная, идет по всему миру и шла в Москве, мы с тобой ее видели. Она мне понравилась и в Москве, и в Бангоре. Мы нарядились, но в зале было, как в кино, некоторые даже курток не снимали, не говоря уж о кроссовках. Весна грозилась вот-вот разразиться и в суровом Бангоре, и мы отправились в театр с весенним настроением. Хотя вру: головная боль уже была симптомом непогоды. А когда представление закончилось и мы вышли на улицу, то нашли нашу машину погребенной под толстым слоем снега, как и все другие. Моя дрожь меня не покинула. Утром я увидела соседскую девочку, которая разбегалась, и бросалась в снег, и лежала ничком, раскинув руки. Я подумала, не больна ли. Но Наташа объяснила, что эта такая игра, она называется делать ангелов , и Даша тоже так бегала и ложилась в снег, когда была маленькая.

Я была в университете, где Наташа читала лекцию. Университет маленький, в нем десять тысяч студентов, в то время как в Иллинойсе тридцать. Наташа очень хорошо держится, спокойна, естественна, ходит среди студентов, задает им вопросы, улыбается, и хотя выглядит как студентка, самый что ни на есть профессор. Ее любимая присказка: я профессор, а вы дураки. Потом мы с Дашей сидели у нее на семинаре. Он длился три часа, и тут уж я не выдержала и ушла в ее кабинет читать Набокова, а Даша осталась.

В последний день я придумала фразу, которую непременно решила сказать, а случая не выдавалось. Давайте, девочки, постараемся извлечь максимум счастья из того, что мы есть друг у друга, а все остальное по сравнению с этим – сущие пустяки, хотела я сказать. Ни дома, ни по дороге в машине не получилось, а в аэропорту вдруг получилось. Там было много загорелых военных в полевой форме цвета пустыни – это вернулись солдаты из Ирака, а также солдатки (или офицеры и офицерки). Наташа узнала, что отсюда их переправят в Аризону. Бангор – граница. На аэродроме, помимо гражданских, стоят военные самолеты. Прилетевших встречала небольшая группа, видно, местных активистов, в основном старики и старушки, они хлопали военным, а те пожимали им руки. Потом одни бросились к телефонам-автоматам, другие вытащили мобильники и принялись говорить с близкими, третьи наводнили restrooms . Я тоже пошла в restroom , вернулась, поглядела на солдат, которым повезло вернуться, и сказала. А после мы сидели с Дашей вдвоем и ждали посадки, и служащий аэродрома, проходя мимо, громко и едва ли не грозно спросил: everybody happy today? Даша буркнула: а то в самолет не посадят. И мы улетели.

Целую тебя.

29 марта

Мой милый, я прочла заметку Новогрудского, что ты прислал. Очень талантливый мальчик, и как всегда, ярко и горько. Но это и есть то, что я – тебе писала. А вовсе не ты – мне. Я писала, что упираюсь – в народ, а ты – что в президента. Речь о том, о чем Леонид Зорин когда-то гениально сказал, а я не устаю вспоминать: качество населения. Этот народ выбрал этого президента, потому что он ему подходит. Конечно, с помощью этих чиновников (как бы партии ). Завтра у меня последняя лекция из четырех, составляющих путинский цикл. Признаться, он мне смертельно надоел, жду не дождусь, когда завяжу с большой политикой и перейду к локальным темам. Хотя упорядочение фактов и событий было небесполезно: даже этот маленький отрезок времени – уже история, и многое в этой истории для меня прояснилось. Юлю Латынину не получила. Наташа сказала, что от тебя почты не было. В Интернете прочла, что закрылась «Столичная вечерняя газета» – стало быть, наш Купер опять без работы. Позвони ему, расспроси, что да как. И Чухонцеву позвони, скажи, что я рада была его звонку, и передай ему и Ире мой привет.

Забыла сказать, что на обратном пути проход через длинный японский тоннель в Детройтском аэропорту оставил значительно более приятное впечатление.

Не написала про главное – посещение Портленда. Это такой город-порт, примерно в тех же ста пятидесяти милях, добирались от Бангора больше двух часов. Я хотела туда поехать, потому что в ушах все время звучала песенка, которую пел когда-то Леня Филатов: Когда воротимся мы в Портленд, кончающаяся строкой: Мы не вернемся никогда. Портлендов в Америке, кажется, три, но почему бы не думать, что это и есть тот самый. Бродила по староанглийскому городку, мимо краснокирпичных зданий, по пирсу, с множеством чаек и бакланов, заходила в маленький рыбный магазин в порту, изобильный и дорогой, дул, как всегда, неутомимый ветер и блистало холодное солнце, а я не могла отвязаться от мыслей о Лене, и вся эта поездка была как бы посвящена ему. Так мне жаль, что его больше нет на этом свете, что не выразить.