Константин Кайтанов - Наше небо

Летал на нем только один летчик — Коля Оленев; больше никто не знал тайн и секретов управления этой машиной.

Товарищ Оленев прекрасно знал своего старого, изношенного и потрепанного «дедушку». Он на нем не просто летал, а еще ухитрялся делать крутые виражи, боевые развороты и глубокие спирали. Он дошел до того, что однажды подал командиру части рапорт с просьбой разрешить ему на «Фарман-Голиафе» сделать мертвую петлю.

Два старых мотора «Фарман-Голиафа» производили особый, непередаваемый шум. По этому все заглушавшему шуму, даже не видя машины, было совсем нетрудно определить, что летит «дедушка».

Часто Оленев летал на самолете по утрам, когда в городе все еще спали. Несясь над домами, он будил даже тех, чей крепкий утренний сон нелегко нарушить. За это его самолет получил меткую кличку «летающая гитара».

Утренние серенады «летающей гитары» создали Оленеву большую популярность среди населения городка.

Оленев очень любил неожиданно появляться над городским садом и виражить. Шум моторов заглушал слова, сказанные на расстоянии двух шагов. В саду смолкал оркестр, прекращались выступления артистов. Люди, подняв головы кверху, кто смеясь, кто негодуя, наблюдали за недосягаемой для них «летающей гитарой».

Вдогонку Оленеву неслась веселая брань.

Насладившись своим «могуществом», он улетал и в этот день гуляющих в парке больше пе беспокоил.

Более десяти парных прыжков совершили мы с Евдокимовым.

Нага предпоследний парный прыжок был 18 июня 1933 года. По заданию мы должны были падать ровно двадцать секунд. Выпрыгнув из самолета, я решил сделать как можно бо́льшую затяжку и опередить Евдокимова. Я дернул за кольцо, когда земля была совсем уже близко и можно было без труда различить многие детали на аэродроме. Я падал двадцать пять с половиной секунд, опередив Евдокимова более, чем на четыреста метров.

Окрыленный успехом, я предложил Евдокимову совершить затяжной прыжок на установление рекорда. Не без труда получив разрешение у командира нашей части, мы назначили состязание на 9 июля 1933 года.

Был ясный жаркий день. Вся часть знала о предстоящем полете. Как всегда в ожидании взлета, «болельщики» собрались у красной черты. Наше появление они встретили веселыми репликами.

Вместе с нами на самолете подымались в воздух инженер, доктор и пять учеников, которые должны были совершить свой первый прыжок.

На высоте шестисот метров мы с Евдокимовым произвели расчеты, проверили их и приступили к выпуску перворазников.

Первый…

Второй…

Третий…

Все пять парашютистов хорошо отделились от самолета и своевременно раскрыли парашюты.

Летая над ними, мы видели, как пять белоснежных зонтов, плавно раскачиваясь, медленно спускались на землю. Самолет широкими кругами стал набирать высоту. Чем выше, тем становилось все холоднее. Одеты мы были только в одни летние комбинезоны, и холод давал себя знать.

Облака были очень высоко и нам не мешали.

Летчик Николай Иванович Оленев на «дедушке» уверенно продолжал набирать высоту.

На высоте трех с половиной тысяч метров Оленев просигнализировал нам, что машина выше не пойдет.

Инженер выпустил красную ракету. Настал момент отделиться от самолета. Я заглянул в воздушную пропасть и сразу же выбросился.

В тот же момент пускаю в ход привязанный толстыми шнурами к левой руке выверенный секундомер.

Сразу же вслед за мной выпрыгнул и Евдокимов.

Подношу секундомер к глазам — прошло всего пятнадцать секунд. Ищу глазами Евдокимова и значительно выше себя вижу его сильно кувыркающимся.

Еще раз подношу секундомер к глазам — лечу сорок пять секунд. До земли еще далеко.

Начинаю делать сальто. Как можно больше прогибаю спину в пояснице и широко раскидываю ноги. Когда прекращаю сальто, падаю вниз головой и ясно различаю знакомые контуры земли.

Определяю на-глаз расстояние. Думая, что осталось не более пятисот метров, правой рукой нащупываю вытяжное кольцо, вынимаю его из карманчика и дергаю. В тот же момент останавливаю секундомер.

Сильный рывок, от которого темнеет в глазах, останавливает мое падение. Может быть на секунду-две теряю сознание. Перед глазами, в тумане, проносятся тысячи разноцветных шариков. В ушах острая режущая боль.

Опускаюсь точно в центр аэродрома. Отстегиваю парашют и долго еще не могу притти в себя. Боль в ушах не утихает.

Подъехала санитарная машина. Доктор продувает мне уши, и боль мгновенно прекращается. Тут только вспоминаю о Евдокимове — и вижу, как он на раскрытом парашюте опускается невдалеке от аэродрома.

Держа в руке свой секундомер, справляюсь у членов комиссии, сколько я падал.

— Шестьдесят две секунды.

Мой секундомер показывает шестьдесят одну с половиной секунды.

После окончательной проверки оказалось, что выбросился я из самолета на высоте трех тысяч пятисот семидесяти метров и раскрыл парашют в четырехстах метрах от земли. Таким образом, я пролетел три тысячи сто семьдесят метров за шестьдесят одну с половиной секунды.

Товарищ Евдокимов раскрыл парашют на сорок восьмой секунде. Он попал в штопорное положение и не мог выйти из него.

Я установил новый всесоюзный рекорд. Мировой рекорд в это время держал американец Меннинг, совершивший прыжок с общим падением в шестьдесят две секунды. Мой результат был всего на полсекунды меньше.

Кстати сказать, о рекорде Меннинга мы узнали с большим запозданием. Я лично о нем узнал уже после моего прыжка.

Во время затяжного прыжка я однажды вдруг почувствовал, что тело мое начало вращаться вокруг своей оси. Голова вращалась по малому кругу, а ноги описывали большой круг. Меня с огромной силой спиралью ввинчивало в воздух. Уже через несколько витков я почувствовал легкое головокружение. В ушах усиливался свист. К горлу подступала тошнота. Огромная тяжесть давила голову, и в глазах началась резь. По всему телу разлилась слабость, холодок подбирался к сердцу. Огромным напряжением воли я заставил себя очнуться и выдернуть кольцо.

Так произошло мое знакомство с плоским штопором.

Штопор в те дни был совершенно не изучен. Никто не знал, можно ли выйти из штопора, что для этого надо делать, как держать себя.

— Как только начало крутить, дергай за кольцо — иначе плохо будет, — говорили самые опытные парашютисты.

В начале штопора у парашютиста начинается головокружение, он теряет ориентировку, к горлу подступает тошнота, головокружение все усиливается, и создается опасность для жизни.

При обычных прыжках, когда парашют раскрывается тотчас же после отрыва от самолета, штопор произойти не может. Только пролетев в свободном падении сто пятьдесят — двести метров и от силы падения приобретя большую скорость, парашютист может попасть в штопор.