Януш Кольчиньский - Капитан Чехович задание выполнил!

Ш.Такие условия в лагере, видимо, создают специально, чтобы сломить слабых и выявить сильных, которые на что-нибудь пригодятся?

Ч.Очень откровенно об этом сказал мне при допросе офицер разведки ФРГ. Впрочем, он прекрасно говорит по-польски, с едва заметным акцентом. Он так и сказал: «Мы создаем такие условия, при которых люди могли бы пойти на все. Если нам удается довести человека до крайности, унизить его достоинство, тогда можно рассчитывать, что он пойдет на любое дело. Тогда хороший ужин может стать достойной оплатой за информацию. Пять долларов — вот та сумма, за которую можно продать то, что известно тебе и интересно для других».

Должен сразу заметить (это необходимо), что предоставление политического убежища вопреки решениям Женевской конвенции на практике происходит совершенно иначе, по крайней мере в Цирндорфе. Предоставление права убежища зависит от того, дашь ли ты определенную информацию и вообще хочешь ты ее дать или нет. Убежище можно получить только после допроса, проводимого в присутствии представителей различных разведок, прежде всего американской. Если эти господа дадут тебе хорошую оценку, то возникнут шансы на получение политического убежища. Если же ты произведешь на них неважное впечатление, если у них вдруг появятся какие-то подозрения, то оставь всякие надежды. Другое дело, что огромное большинство людей вообще не имеет никаких оснований добиваться получения убежища. Допрашивающие офицеры, выслушав «полный драматизма» рассказ о «преследованиях в Польше», сразу же задают вопрос: «А как вы получили паспорт?» В свою очередь тот, кто не получил политического убежища в ФРГ и хочет эмигрировать в другую страну, например, в США или Канаду, вызывает подозрение у консульств этих государств. Чаще всего таким людям отказывают. Следовательно, они остаются в ФРГ, и для них нет легкой жизни, хотя бы уже потому, что они — поляки.

Ш.Существуют ли в ФРГ лагеря для перемещенных лиц?

Ч.Да, существуют. Доступ для посторонних в такой лагерь в Цирндорфе сейчас стал значительно труднее. Когда я там находился, необязательно было иметь пропуск на право входа и выхода. Теперь в лагерь никого не пускают без специального разрешения. Были случаи, когда на территорию лагеря пробирались разведчики из социалистических стран, чтобы, например, сфотографировать условия жизни беженцев. Недавно в Чехословакии показывали даже фильм. Кадры запечатлели момент раздачи пищи в лагерной кухне, а это производит весьма удручающее впечатление. Поэтому в лагере усилили контроль, но условия жизни остались прежними. Посторонним вход на территорию лагеря вообще запрещен. За порядком в лагере и за тем, чтобы никто не создавал «рекламы» этому позорному месту, следит офицер американской разведки. Когда я там находился, им был господин Рейтлер, американец немецкого происхождения. Он руководил жизнью Цирндорфа и вершил судьбы его узников. Через него осуществлялись и первые контакты с радиостанцией «Свободная Европа».

Ш.Сколько времени вы ждали первого допроса?

Ч.Первый допрос состоялся на второй день моего пребывания в Цирндорфе. Каждому из новых «пансионеров», которые получают место в лагерном «транзите», выдается так называемый «обходной бланк» с номерами комнат и инициалами лиц, к которым он должен обратиться. Первое, самое важное посещение — это визит к офицеру разведки. Назовем его господином Б, хотя бы потому, что он ставит на «обходном бланке» печать с буквой «Б» в знак того, что разговор (беседа) с новичком уже состоялся. Разговор с господином Б имеет решающее значение. Если вы смогли благоразумно и в меру правдиво представить свое дело, у вас появляются шансы. Разговор ведется на польском языке. Господин Б отлично владеет польским языком. В лагере в Цирндорфе от него зависели судьбы поляков, которые покинули родину. Беседы с ним могли продолжаться по нескольку дней. Бегая по разным комнатам, отмечаясь у других лагерных официальных лиц, необходимо было ежедневно резервировать время для господина Б, который как бы детально «просвечивал» каждого беженца. Он первым выносил решение о предоставлении убежища. И хотя потом дело рассматривал действующий на месте так называемый «суд», решение офицера разведки господина Б фактически было самым важным.

Мы с ним подолгу беседовали, как Раскольников с Порфирием Петровичем, касаясь как конкретных, так и философских вопросов. Обычно начиналось с биографии, которую я должен был рассказывать по нескольку раз, то полностью, то отрывками. Он спрашивал обо всех знакомых и родственниках, об их месте работы и мировоззрении, о друзьях, о том, не имел ли я каких-либо контактов со службой безопасности, о моих взглядах и воспоминаниях детства. Он стрелял вопросами, как из пулемета, упорно возвращаясь к определенным фактам, чтобы потом вдруг перекинуться на совершенно другие. Это был мой первый экзамен. Мою участь облегчал тот факт, что я рассказывал свою настоящую биографию. Конечно, и здесь надо было быть внимательным, так как господин Б все время проверял мою правдивость. Не скрою, что я примерно знал, как все это происходит.

Таким образом, я сдал первый экзамен и был передан американской разведке. Теперь со мной беседовали господин Рейтлер и еще один офицер, который прекрасно говорил по-польски, по-украински и по-русски. Как я узнал впоследствии, он происходил из польско-украинской семьи, хотя родился в Америке. Посчитав, что я могу быть полезным, он однажды вдруг заявил мне: следующие допросы состоятся в Нюрнберге. И меня ежедневно стали возить в этот город. Автомобиль останавливался у большого мрачного здания в предместье. Здесь тянулись долгие часы «вопросов и ответов». В Нюрнберге уже за каждый день допроса платили по двадцать марок. На мрачном фоне лагерного существования эти поездки в Нюрнберг оставили определенное приятное воспоминание.

Ш.Вы были подготовлены к тому, чтобы завоевать доверие на допросах? Ведь вы должны были что-то «продать», передать какую-то информацию, которая заинтересовала бы вражескую разведку и в свою очередь сделала бы вас интересным для нее объектом?

Ч.Конечно. К этому я был подготовлен. Еще в Польше для меня заранее подготовили некоторую информацию, подтверждавшую «честность» моих намерений. В Нюрнберге я с воодушевлением рассказывал о своем пребывании на учениях в воинской части, где проходили сборы после окончания учебы. Я сообщил сведения о о местонахождении радиолокационной станции и назвал фамилию командира части. Допрашивавший меня офицер разведки показал мне толстую книгу, где содержались описания военной формы и знаков различия, данные о вооружении и размещении некоторых войсковых частей. Он спрашивал, видел ли я танки подобного типа и противотанковые орудия, кто командовал соединением, интересовался образом жизни командира, его семейным положением и местожительством. Я убедился, как из мелочей, порой, казалось бы, незначительных, можно создать стройную картину, постепенно дополняя ее недостающими деталями. Чего-либо особенно ценного я не сообщил на допросах, но завоевал к себе доверие, так как правдиво представил уже хорошо известные факты и данные.