Александр Бондаренко - Утаенные страницы советской истории. Книга 2

Интересна резолюция Сталина на записке наркома внутренних дел Ежова: « Членам ПБ. Как это ни печально, приходится согласиться с предложением товарища Ежова. Нужно предложить товарищу Ворошилову представить другую кандидатуру. И. Сталин». Ворошилов, получив от Сталина документ НКВД, пишет на записке: «Показать М. Н. 23.IV.37 г. КВ».

Историки считают, что Ежов выдумал предлог, чтобы не выпустить Тухачевского из СССР, и ссылаются на отсутствие в архивах КГБ СССР материалов о подготовке террористического акта против Тухачевского. Этот вывод представляется достаточно дискуссионным. И дело даже не в том, что архивы спецслужб никогда не будут в полном объеме доступны исследователям. Гитлер объективно был заинтересован в гибели Тухачевского как одного из советских военных руководителей.

Поэтому гипотетически можно предположить, что Гитлер мог поручить службе безопасности акцию по устранению опасного для него советского военачальника. Фюреру это было не впервой. 9 октября 1934 года с санкции Гитлера в Марселе было организовано убийство французского министра иностранных дел Барту и югославского короля Александра. Находившийся в Германии проездом Тухачевский мог стать легкой добычей профессиональных убийц, среди которых, по данным Ежова, должен был находиться поляк. Сам факт гибели советского военачальника, воевавшего в свое время против Польши, от руки поляка отвел бы подозрения от немецкой разведки.

В версии бывших приближенных Гитлера есть немало «слабых мест». Бывший шеф германской внешней разведки Шелленберг утверждает, например, что компрометирующие Тухачевского материалы были переданы представителям НКВД в середине мая 1937 года, т. е. уже после того, как Сталин принял решение о переводе Тухачевского в Куйбышев на должность командующего войсками Приволжского военного округа. Значит (даже если Шелленберг не лукавит, что весьма вероятно, принимая во внимание его «чепуху» о ГПУ и золотых червонцах), отнюдь не немецкие документы послужили основанием для чистки РККА.

9 мая 1937 года на стол Сталину легла записка наркома обороны Ворошилова в Политбюро ЦК ВКП(б), в которой предлагалось провести серию новых назначений в верхнем эшелоне командного состава (такие масштабные перестановки явно были им заблаговременно «проговорены» со Сталиным, ибо вряд ли сверхосторожный нарком решился на кадровую самодеятельность). И уже на следующий день, 10 мая, состоялось решение Политбюро: маршал Егоров переводился с должности начальника Генерального штаба на должность первого заместителя наркома обороны, командующий войсками ЛенВО Шапошников становился начальником Генштаба, командующего войсками Киевского военного округа Якира переводили на пост командующего войсками ЛенВО, а Тухачевский назначался в Куйбышев.

Разгадка внезапного и быстрого решения Сталина содержится, видимо, в признании Молотова писателю Феликсу Чуеву в начале 1970-х годов: «Мы и без Бенеша знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота».

Это объясняет в какой-то мере и причину резкого выступления Молотова в 1937 году на февральско-мартовском пленуме ЦК, где он фактически призвал неожиданно для многих к чистке командного состава РККА. Касаясь ситуации в армии, предсовнаркома заявил: «...Пока там небольшие симптомы обнаружены вредительской работы, шпионско-диверсионно-троцкистской работы. Но я думаю, что и здесь, если внимательно подойти, должно быть больше... Если у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы себе представить, что только там нет вредителей».

Заявление Молотова прозвучало диссонансом выступлению наркома Ворошилова, который, возможно, не был еще полностью в курсе планов Сталина (правда, не исключен и иной вариант: у вождя тогда намерений радикальной чистки РККА и не было, и он стал ужесточать позицию только в процессе противостояния своим оппонентам в руководстве партии, по мере поступления компромата на военачальников). На февральско-мартовском пленуме нарком обороны бодро рапортовал о том, что «к настоящему моменту армия представляет собой боеспособную, верную партии и государству вооруженную силу... отбор в армию исключительный».

Судя по всему, импульсы к чистке армии шли не от Ворошилова, как пытаются представить некоторые исследователи и, возможно, даже не от Сталина. Преданный генсеку Ворошилов вряд ли позволил себе давать оценки ситуации в РККА вопреки мнению вождя, но это мог себе позволить Молотов — второй человек в Кремле.

Заключительное слово Молотова гипотетически могло подтолкнуть Тухачевского к форсированию событий. Оставшись без поддержки ушедших из жизни Орджоникидзе и Куйбышева, он, видимо, понимал, что слова председателя Совета народных комиссаров СССР не пустая угроза. Тем более что аресты в РККА уже начались.

В июле 1936 года арестовали командира механизированной бригады Киевского военного округа Дмитрия Шмидта, 14 августа — заместителя командующего войсками ЛенВО Виталия Примакова. Спустя шесть дней на Лубянке оказался и приехавший из Лондона в Москву Витовт Путна, который 12 июля беседовал в британской столице с представителем Русского общевоинского союза генералом Скоблиным и, как предполагается, ввел его в курс намечавшихся в Москве перемен, будучи уверенным в лояльности агента НКВД антисталинским планам (Путна знал, что Скоблин сотрудничает с Иностранным отделом НКВД, где ключевые позиции продолжали тогда занимать сторонники Ягоды). Оппозиционно настроенных военных не спасало то, что наркомом внутренних дел был близкий к Бухарину и Енукидзе Ягода (его сняли с должности в сентябре 1936 года).

Почему Ягода допустил арест Примакова и Путны или не устранил их на Лубянке, прежде чем они заговорили, не выяснено. Это поведение Ягоды ставит под сомнение версию о его активной вовлеченности в заговор Тухачевского — Троцкого и еще более запутывает политическую интригу, приведшую к гибели группы военачальников РККА.

Тухачевский, если принимать в расчет показания арестованных «контрреволюционеров» и воспоминания оставшегося на Западе высокопоставленного сотрудника НКВД Александра Орлова, занервничал после арестов Путны и Примакова и сентябрьского снятия Ягоды с поста руководителя НКВД. В ноябре 1936 года, на VIII Чрезвычайном съезде Советов, Тухачевский будто бы встретился с Николаем Крестинским, замом наркома иностранных дел, и заявил ему: «Начались провалы, и на этом дело не остановится». Маршал якобы ратовал за начало решительных действий.

Сам факт того, что Тухачевский не решается на самостоятельные действия и обращается к Крестинскому, связанному с Троцким, говорит о том, что красный маршал и не мыслил себя новым вождем. Он советуется с теми, кого привык считать с Гражданской войны старшими товарищами и кому он обязан своей карьерой. Крестинский, в свою очередь, пользуясь своими возможностями одного из руководителей МИДа, решает проконсультироваться с Троцким и дважды направляет ему письма. В конце декабря Лев Давидович дает наконец согласие на использование своими сторонниками военных.