Милтон Шульман - Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте

« 7 сентября 1944 г. Окружены в Булони. Я давно знаю, что нам отсюда не выбраться. Очень тяжело привыкать к мысли, что жизнь подходит к концу и нам никогда не увидеть своих жен и детей. Если судьба будет благосклонна, может быть, я попаду в плен...

9 сентября 1944 г. Ночь прошла сравнительно спокойно. Вчера поздно вечером вражеские бомбардировщики атаковали передовые укрепления Булони. Господи, когда же целью станет сам город? Выживет ли кто-нибудь в ковровых бомбардировках? Неудивительно дойти до крайней степени отчаяния, когда находишься во власти британских ВВС, не имея никакого укрытия. Кажется, что всякая борьба бесполезна и все жертвы тщетны...

11 сентября 1944 г. Сегодня опять чудесная погода, небо безоблачное, ярко светит солнце. Как прекрасна могла бы быть жизнь, если бы не было войны. Наступит ли когда-нибудь мир? Весь день наши опорные пункты расстреливала дальнобойная артиллерия, а в промежутках налетали бомбардировщики. Французы эвакуируют население с окраин. Означает ли это, что главное представление начнется сегодня ночью? Боевой дух войск низок, и это неудивительно. Наши солдаты – главным образом пожилые семейные люди, а положение наше совершенно безнадежно.

12 сентября 1944 г. Дорогой дневник, как я рад, что ты у меня есть. Я записываю мысли, предназначенные семье и стране, и это меня успокаивает. Неумолимый враг стоит на границах фатерланда. Сможем ли мы удержать его там? Горе моей стране, если мы проиграем эту войну. Тогда жизнь не имеет смысла. Что станется с нашими детьми?

13 сентября 1944 г. Алкоголь – единственное спасение в нашем положении... Днем враг бомбил наши укрепления в Булони еще интенсивнее. Большинство гражданских уходят куда глаза глядят с жалкими пожитками. Какое трагическое зрелище. Когда же измученное человечество снова обретет мир?..

14 сентября 1944 г. Защитники порта истерично веселятся и пытаются утопить все тревоги в алкоголе. И эти похабные, совершенно не смешные шуточки! Я был бы счастлив убраться отсюда...

15 сентября 1944 г. Прошлой ночью я навестил лейтенанта Гауптмана, старого знакомого. У него такое же настроение – глубокая депрессия...

17 сентября 1944 г. Сегодня исполнилось ровно девять месяцев, как я в последний раз был в отпуске. Как же хорошо было дома. Какой контраст по сравнению с настоящим. Я только собрался позавтракать, как пришлось бежать в укрытие, и до сих пор мы сидим там. Вражеская артиллерия и бомбардировщики неистовствуют. Уже четыре часа дня. Я смотрю на ваши фотографии, мои любимые. Я уже успокоился и смирился со своей судьбой. Что будет, то будет. Молю Бога защитить и направить вас. ...Весь день по нашим позициям ведется артиллерийский огонь. Мы не можем пошевелиться. Потом услышали, как приближаются танки; пришлось капитулировать. Удивительно, что мы до сих пор живы...»

Таково было настроение одного из доблестных защитников Булони, поклявшихся генералу Хайму удерживать свой опорный пункт «до последней капли крови». В приведенных выдержках из дневника не чувствуется ни решимости, ни воли к борьбе до конца, чего требовал от своих последователей Гитлер; лишь робкая надежда на то, что судьба будет добра и сохранит автору тех строк жизнь в лагере для военнопленных. Учитывая пессимизм, охвативший гарнизон Булони, не стоит удивляться, что, когда 23 сентября после шестидневной осады крепость сдалась канадцам, более 9500 немецких солдат и офицеров предпочли жизнь в плену ореолу мучеников. И они приняли это решение, несмотря на то что, по словам генерала Хайма, число погибших и раненых в крепости было «на удивление невелико». Хайм пылко уверял, что приказ «обороняться до конца» означал оборону не «до последнего солдата», а «до последней пули». Неужели он забыл о клятве, которую сам же заставил подписать своих подчиненных: «до последней капли крови»? «Когда я понял, что с военной точки зрения ситуация безнадежна, – сказал комендант Булони, – я почувствовал, что могу капитулировать с чистой совестью». Хайм также забыл упомянуть о своих личных претензиях к национал-социализму. Вряд ли он горел желанием умирать за эту идеологию.

Хайм часто думал о несовместимости своей клятвы умереть в бою со своим решением остаться в живых. «Нам, продуктам западной цивилизации, трудно жертвовать жизнью в безнадежной ситуации, – сказал он. – Это главная причина, по которой мои войска предпочли плен смерти в бункерах. Чем дальше на Восток, тем менее важной считается смерть. Японцы вовсе не боятся смерти, и русские почти так же неустрашимы. В Англии и Америке жизнь ценится высоко; и в военное время все делается для того, чтобы сохранить жизнь и избежать бессмысленных потерь. Мы, немцы, находимся посередине».

Теперь предстояло выкурить немцев из порта Кале. Эта крепость с ее огромными 21-сантиметровыми и 38-сантиметровыми морскими орудиями сильно докучала жителям южной Англии. После падения Франции эти чудовищные орудия обстреливали союзные конвои, снующие в узком проливе Па-де-Кале, и поливали огнем английский город Дувр. Пора было положить этому конец. Канадцы методично брали порт за портом, тщательно готовя каждую атаку, и стали экспертами в технике выбивания немцев из бетонных бункеров. В Кале и соседнем опорном пункте на мысе Гри-Нэ находилось около 9 тысяч немецких солдат и офицеров под командованием подполковника Людвига Шредера.

Если генерал-лейтенант Хайм считал защиту Булони безнадежным делом, то комендант Кале просто не обладал достаточной квалификацией для организации обороны. Если бы Кале считали важным опорным пунктом, то никогда не назначили бы командующим гарнизоном такую серую личность, как Людвиг Шредер. Его звание было сравнительно низким для этого значительного идеологического поста; он получил назначение, потому что случайно попался под руку, а не обладая необходимыми качествами. В свои сорок три года он неизменно выглядел усталым и смиренным. После невыразительной военной карьеры на востоке его назначили в 59-ю пехотную дивизию в Па-де-Кале. Когда 30 августа дивизия эвакуировалась из Кале, Шредера оставили оборонять последний рубеж.

История Кале почти в точности повторяет истории Булони и Гавра. Союзники перехватили целый мешок писем, отправленный защитниками Кале в Германию. В письмах из Кале ощущаются те же апатия и покорность судьбе, как и в остальных крепостях. Следующее письмо немецкого ефрейтора родителям вполне типично.

«4 сентября 1944 г. Я еще жив. Возможно, это мое последнее письмо всем вам. Мы в порту Кале и очень скоро попадем в окружение. Кольцо сжимается. Чем все это закончится – смертью или пленом, – я не знаю. Как в панике бросали наши опорные пункты, рассказать невозможно. Днем и ночью обстрелы и бомбежки, город похож на Сталинград. Да! «Атлантического вала» больше нет. И не солдаты виноваты в этой неразберихе. Я и представить не мог, что все так обернется. Я дорого дал бы за то, чтобы не видеть смерть вокруг. Я видел такое, что вряд ли вы сможете себе представить...»