Елена Коровина - Москва: мистика времени

Потом подружка повернулась ко мне:

– А ты свою взяла?

У меня тоже была такая же куколка, мы даже наряды для них шили вместе, но я не сообразила взять ее с собой. Вот дура!

– Завтра принеси! – почему-то шепотом проговорила подружка. Наверное, от очень уж большого восторга.

И было от чего прийти в восторг: наши куклы станут жить в собственном домике!

Но тут нам вдруг стало как-то невыразимо печально. Мы посмотрели друг на друга.

– Мебели нет! – несчастно проговорила Ларочка.

– И посуды, и игрушек! – чуть не всхлипнула я. – В доме должны быть игрушки…

– Игрушки можно взять от маленькой елочки, – сообразила Ларочка. – У тебя была где-то…

– Ага! – немного утешилась я. – А мебель… а посуду?..

– Бабушка! – завопила Ларочка. И когда бабуля вошла, заплакала. – Мебели нет!

С тех пор бабушка с внучкой стали частенько ездить в магазин «Детский мир». Дефицитную кукольную мебель и посуду можно было купить только там.

И однажды вечером раздался долгожданный звонок:

– Мебель купили! Беги скорей!

Я влетела к подружке, когда обе наших куклы уже гордо восседали на крошечных стульчиках, спинки которых, как и вся другая мебель, были раскрашены красными цветами. Красота! Уют!

– Представляешь, после магазина бабушка потащила меня опять на улицу Фурманова. Мы даже замерзли там! – говорила подружка.

Но я, глядя на волшебную картинку домика и мебели, пропустила ее слова мимо ушей.

Вспомнила только потом, когда через пару месяцев Ларочка с бабушкой ухитрились купить еще и посуду куклам в домик.

– Опять на Фурманова катались! – сообщила подруга. – И вот! Угадай, что ба под домик положила?

Конечно, я не угадала, хоть и перечислила много чего. Но Ларочка отогнула угол скатерти, на которой расположился домик, и я увидела десятку – большие деньги по тем временам! Надо же… И зачем?!

Расспрашивать я постеснялась. Ну а потом, после окончания учебного года, подруга объявила мне, что она уезжает за границу. Родителей назначили какими-то там представителями, и они берут ее с собой. Больше подружки я уже не видела. Потому что к тому времени, когда ее семья вернулась в Москву, бабушка уже обменяла их ветхое и разваливающееся жилье на новую квартиру.

А вот о кукольном домике, переулке Фурманова и денежной купюре под скатертью я узнала совершенно поразительную мистическую историю. Оказалось, все это теснейшим образом связано одно с другим. А во главе угла лежат конечно же тайны московских улиц.

Улица Фурманова, куда бабушка таскала внучку после каждой покупки кукольного домика и его причиндалов, получила свое название в 1933 году в память о писателе Дмитрии Фурманове, создателе романа «Чапаев», по которому был снят культовый советский фильм. До того это место называлось Нащокинским переулком, в честь генерала Нащокина, который владел здесь домами и сам жил в конце XVIII века.

Угол Гагаринского и Нащокинского переулков, дом 4/2

Генерал этот происходил из древнего и славного рода Нащокиных. Предок их приехал в русские земли еще в начале XIV века из далекой Италии. Там он находился в опале, а у нас, при дворе великого князя Тверского Александра Михайловича, попал в фавор, поскольку был опытным и мужественным воином. Прозвище Нащока, которое получил то ли он сам, то ли один из его храбрых сыновей, тоже говорило о ратных делах. Нащеека (именно так, с двумя «е») значило затылок, непробиваемый в боевой схватке. Видно, крепкая голова была у Нащокина. Недаром впоследствии все они становились военными и отличались в сражениях. Добыли не только славу, но и огромные богатства – дома и усадьбы в Петербурге и Москве.

Однако самым знаменитым в истории стал Павел Воинович Нащокин, который тоже честно пошел на воинскую службу, но быстро понял – муштра и плац не для него. Дело в том, что был Павел Воинович по складу скорее философом и ценителем искусств. Но главное – он являлся ближайшим другом Пушкина, у которого поэт обычно останавливался, приезжая в Москву. Тут стоит напомнить, что сам Павел Воинович в Москве домов не имел, а снимал их. Так, в конце 1820-х годов он снимал дом там, где жили его предки – на углу Нащокинского и Гагаринского переулков, если считать по первому – дом 2/4, по второму – 4/2. В XIX веке эти места называли по старинке – «у Сивцева Вражка» (вариант – на Сивцевом Вражке), потому что рядом был овраг (вражек), по которому протекла речка Сивка. Называли ее так потому, что вода в ней была грязная (сивая). Сама она впадала в легендарный ручей Черторый (по легенде, прорытый чертями), о котором уже шла речь. Напомним, его местность – Чертолье – одна из самых загадочных и мистических территорий Москвы. Сейчас это Пречистенка. Название пошло от иконы Пречистой Девы Марии. Доминантами сегодняшнего района Пречистенки служат нововозведенный храм Христа Спасителя и Музей изобразительных искусств имени Пушкина на Волхонке. Действительно, кому же спасать территорию от нечистого духа, как не храмам – Веры и Искусства?

Но во времена, когда Павел Нащокин поселился в Нащокинском переулке на Пречистенке, не существовало еще ни храма Христа Спасителя, ни тем паче Музея искусств. А вот речка Сивка уже была заключена в трубу около Арбата, так что грязи в районе поубавилось. Место было тихое, но уютное. В гостеприимный дом Павла Воиновича приезжали частые гости. Заезжал сюда к другу и Пушкин после того, как вернулся из ссылки в 1826 году.

Они дружили с детства. Павел был на два года младше Пушкина (родился в 1801 году), учился в Царскосельском лицее вместе с младшим братом поэта. В отличие от Пушкиных семейство Нащокиных было богато. Отец Павла – прославленный генерал, обласкан монаршей милостью. Но сынок от него мало взял – был избалован матушкой, во всем ему потакавшей.

Недаром Павел получил от столичной «золотой молодежи» прозвание оригинала, а проще говоря, шалопая. Чудил в Петербурге – и как только свои шуточки-то выдумывал?! Переехал от матери в свои съемные апартаменты и нанял в дворецкие карлика. Отсылал его знакомым в. подарочном букете. Занесут такой огромный букет в гостиную, а из него, как чертик из табакерки, «карла» выскочит в самом фантастическом наряде. Ясное дело: мужчины – в шоке, дамы – в обмороке. А в 1821 году Нащокин устроил и вовсе хулиганскую выходку: поспорил с лихим гусаром Луниным, впоследствии – знаменитым декабристом, что тот осмелится проскакать на коне по Невскому нагишом. Так бретер Лунин пари выиграл. Правда, прямо на главном проспекте столицы его и забрали в участок – голого, но довольного, ведь выигрыш того стоил. Конечно, скандал замяли, но вот тогда-то родственники взяли судьбу беспутного шалопая Нащокина в свои руки – определили Павла в армию, в Измайловский полк. Однако оригинал Нащокин и в привилегированном полку не задержался. В 1823 году в отставку вышел и снова начал куролесить. Повел жизнь бурную и бесшабашную. Снял целый бельэтаж в огромном доме на Фонтанке, куда и созывал гостей-приятелей. Ночные карточные игры переходили в попойки, кутежи и катанья по ночному Невскому в каретах, отделанных золотом.