Равиль Бикбаев - 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Вот они! Около сотни их будет. На вершине соседней горы спиной к нам с десяток «духов» с винтовками, вниз постреливают. В межгорной долине расположились два миномета, расчеты мины подносят, скользнула мина в ствол миномета, через секунду резкий хлопок – и полетела мина. Еще через несколько секунд доносится взрыв. Бьют по нашим навесным огнем. Остальные отдыхают. Сидят, лежат, бродят, наверно, пьют воду из котелков, жуют лепешки, курят, болтают. Хотя кто его знает, отсюда ясно не видно. А вот то, что перерыв устроили, а охранение не выставили, это точно. Как всегда. У них с этим делом всегда неважно было. Смотрят перед собой, за тылом и флангами не следят. Или все-таки следят?

Расстояние между нами метров восемьсот, из стрелкового оружия огонь малоэффективен, у мин разброс большой, АГС на пределе стрелять будет, особого толка от такой стрельбы нет.

А значит, ползком на рубеж открытия действенного огня. Ползком триста метров. Ползти и молиться, чтобы не засекли наблюдатели. Хотя молиться – это так, для красного словца. Когда ползешь, не молишься, некогда, тяжелое это дело – передвигаться по-пластунски. Мысли, когда ползешь, все конкретные: «Вот до того камушка доползти… колючий кустарник миновать… о камни не порезаться, не побиться… чуток отдохнуть, замереть, вслушаться и опять ползти».

Значит, ползти? Или нет? Ладно, пока подождем, прикажут – змейками прошуршим вперед, а ведь прикажут, другого выхода-то нет…

– Тебя ротный зовет! – подполз и передал приказание маленький смуглый боец из первого взвода. – Он у нас, – и рукой показал где.

– Давай за мной, – тихонько говорю я бойцу. Как его? Дудырь вроде?

Пока ящеркой полз, все про себя матерился: «Как при царе Горохе, все приказы связными передаем, на полевых рациях малого радиуса действия аккумуляторы сели, а новых нет. Идиотизм! Ползи тут теперь, а если заметят? Нас же враз перестреляют!»

В маленькой ложбинке за десять метров от позиции первого взвода все офицеры собрались и два сержанта – я и Леха. Присели.

– Твой взвод, – обращается Петровский к командиру первого взвода, – уходит, делает за горой круг и в засаду с правого фланга. Отсюда видно, что там еще одна тропа и, если через нее пойдут «духи» на прорыв, ты их встретишь. Ты, – приказывает он командиру четвертого взвода, – после первого выстрела открываешь и ведешь беглый огонь из минометов, по долине, агээснику туда же прикажешь стрелять. Сам знаю! – не давая лейтенанту возразить, резко говорит командир роты. – Результат будет почти нулевой, хоть панику посеешь, и то хорошо. Леха! – поворачивается Петровский в сторону командира отделения ПКМ, – на тебе те «духи», что на вершине засели, все четыре пулемета твоего отделения пусть только по ним бьют. И чтобы они головы не подняли. Ты, – теперь ротный смотрит на меня, – ведешь стрельбу только по минометным расчетам, огнем минометы блокируешь, чтобы никто к этим трубам близко не подошел, если повезет, то, может, в мину попадешь, и она рванет. Второй взвод ведет рассеивающий огонь и отстреливает остальных, – закончил постановку задачи командир. – Вопросы?

– Так мы их не выбьем, – доставая сигареты, категорично возражаю я и смотрю, как недовольно морщится Петровский. – Они за камнями попрячутся и будут отстреливаться. Вот и будем друг в друга до темноты пулять.

– Ты кто? – с едким сарказмом спрашивает меня Сашка Петровский. – Может, фельдмаршал? Аль генерал? – и резко повышая голос: – Ты чего меня учишь?! Думаешь, я сам не знаю? Может, ты предложишь: «В атаку, вперед!» Побить-то мы их побьем, а сколько ребят положим?! За камнями попрячутся, – ехидно передразнивая меня, хлещет словами ротный, – вот и пусть прячутся. Во-первых, по дороге они стрелять больше не смогут. Во-вторых, мы на них вертолеты наведем. В-третьих, по дороге через час или два подойдет батарея «Градов», укажем им точные координаты, сами чуть отойдем, они дадут залп, так тут даже камни оплавятся.

Все так и вышло. Открыв огонь по распределенным целям, мы связали духов. По окруженному батальону никто из них больше не стрелял. Наш огонь был малоэффективен. Зато и они по нам точно попасть не могли. Во взрыватель мины я, конечно, не попал, зато к своим минометам никто из «духов» больше не сунулся. Они по камням расползлись и отстреливались, мы за своими камнями сидели и постреливали. Обычная перестрелка – это для нас. А вот для них… через полчаса перестрелки по рации Петровский навел на них звено вертолетов, трассерами и сигнальными ракетами мы указали пилотам цели. На духовских позициях от взрывов НУРС [42]месиво камней и осколков. После налета «вертушек» прекратился оттуда огонь. А мы все равно не встаем. От дороги, что за горой, уже не слышен гул боя. Не одна наша рота дошла. Остальные, выдвигаясь своими маршрутами, тоже сбили «духов» с их рубежей.

– Отходим! – слышу крик от позиций второго взвода, где сейчас находится командир роты со связистом, и голосом по цепи передается приказ: – Отходим… Отходим…

– Уходим! – повторяю я команду своим бойцам.

Быстро отступаем еще метров пятьсот назад, на исходный рубеж. Перебежками передвигаемся, как говорится, береженого Бог бережет. Сейчас «Грады» начнут бить. Часто так бывало, что реактивные снаряды в полете меняли траекторию и били по своим. Лучше подальше отойти. А то как саданут…

За уклоном горы все собираются повзводно, по группам, переговариваются, рассаживаются, закуривают, пьют воду, кто-то уже и сухари грызет. Только наши посты наблюдения бдят. А так-то почти закончен бой.

Перекличка. Все налицо.

– Слушай, Саша! – подхожу я к Петровскому и спрашиваю: – А сейчас-то зачем «Градами» бить?

Рядом с ротным стоит связист и передает по рации координаты и видимые ориентиры командиру батареи реактивных систем залпового огня.

– Пусть потренируются, – подмигивая и улыбаясь, отвечает довольный офицер. – Может, и орденок кто заработает. Для карьеры офицера орден – большое дело.

Залп! Горы содрогнулись, взрывная волна аж до нас докатилась. Реактивные снаряды ударили по указанной площади. Даже у нас с гор посыпались мелкие камушки, ну и удар. Еще залп – и опять дрогнули горы.

– Передай полное накрытие, и достаточно, – закончив в бинокль рассматривать позицию противника, приказывает Петровский связисту, тот начинает бубнить в микрофон. – Бери своих ребят и проверь, что там, – приказывает мне командир роты и тут же отменяет приказ: – Нет! Ты тут стой. Лейтенант Сокольский! – зовет Петровский своего временного заместителя.

Тот подбегает. Оживленный, радостный. Такой бой, такой бой! Потерь почти нет, «духи» перебиты, окруженный батальон деблокирован. Все почти как на показательных учениях. Грамотное взаимодействие родов войск. Десант, авиация, артиллерия. Комбинированные удары, умелое командование – и противник уничтожен. Вот только потери тут не условные, живые люди с обеих сторон убиты. Нечему тут радоваться, товарищ лейтенант. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть его счастливого лица. Чего-то меня на сантименты потянуло, сам же рад, что я жив, а они убиты. Чего ж ты других за то же осуждаешь?