Ксения Лученко - Матушки: Жены священников о жизни и о себе

И вдруг мне сообщают, что нашему храму власти пожертвовали квартиру в городе. Я подхватила детское питание и ковшик – батюшка был в Москве, Миша в школе – и помчалась с малышкой на ту квартиру. Оказалась в абсолютно пустых стенах. Зато в тепле.

Первых двух детей мы вырастили по довольно жесткой системе: вечером в субботу и утром в воскресенье – обязательно в храм. У старшей, Маши со школой было сложнее, потому что тогда отпросить на такой праздник было невозможно. Вообще сказать, что ребенок ходит в церковь, было нельзя. А крестик мы зашивали ей в форму.

Миша очень любил ходить в храм. Если я могла проспать, то он меня будил. Потому зачастую ходили утром и вечером в Зачатьевский монастырь отдельно от батюшки. Это было еще в те времена, когда там только складывалась община матушки Иулиании.

Мы тогда жили только церковью: служба и больше ничего. У нас ребенок не знал что такое музеи, хотя нас родители в свое время бесконечно водили по музеям и по театрам. А мы считали, что церковь – это достаточно, и в этом ребенка можно вполне воспитать. И себя так же во всем ограничили.

Теперь таких строгих запретов у нас нет. На всенощную мы берем детей только по большим праздникам. А так они ходят по воскресеньям. Что касается развлечений, то я прочитываю все, что читают младшие, сама подбираю книги и фильмы. Но не по телевизору, только на видео.

Когда батюшку перевели на Карижу и мы стали со временем узнавать прихожан, у меня возникла идея – написать книгу. Просто записать воспоминания, потому что люди здесь удивительные. Старушки очень доброжелательные. Сначала большинство на приходе Карижа было намного нас старше, а сейчас стала появляться молодежь. Я думаю, что это батюшка такую создал атмосферу. Ведь когда мы только приняли храм, там вообще никого не было, даже сторожа, храм оказался пустой. И мы с батюшкой сторожили его. Тогда я в первый раз оказалась ночью в храме, и тогда впервые дети спали одни под присмотром уже взрослой тогда Маши. А мы сторожили, батюшка доставал где-то просфоры для богослужения, а я целый год стояла за ящиком. В Москве мы постились все более-менее свободно, то есть Великий пост с маслом. Так благословили – наш духовный отец давал всю нагрузку постепенно. Здесь же большинство постится строго по уставу. Масло постом едят только в субботу и воскресенье. И когда мы сюда приехали, батюшка сказал: не можем же мы поститься меньше прихожан! Конечно, не можем. В любом случае все эти проблемы мы благополучно обошли. И к нам отношение большей частью очень доброжелательное.

Меня приучили ответственно относиться к словам, думать, что ты говоришь, думать, как ты выглядишь. Контролировать себя каждую минуту. Здесь город маленький, внимание пристальное.

Протоиерей Александр Сорокин(р. 1966) – председатель Издательского отдела Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви, ответственный редактор епархиального журнала «Вода живая. Санкт-Петербургский церковный вестник», настоятель храма Феодоровской иконы Божией Матери в память 300-летия Дома Романовых в Санкт-Петербурге. Автор лекционного курса «Введение в Новый Завет. Христос и Церковь в Новом Завете», а также ряда статей и брошюр. Преподаёт в Санкт-Петербургской духовной академии.

Анастасия Сорокина(р. 1966) окончила регентское отделение Санкт-Петербургской духовной академии, регент храма Святых первоверховных апостолов Петра и Павла при Университете педагогического мастерства. Растит двоих детей.

– Как у вас произошло знакомство с храмом и с церковной музыкой?

– Все это вошло в меня просто с младенчества, когда меня носили на службы мои бабушка и мама в Псково-Печерском монастыре. Естественно, я запоминала какие-то песнопения, в три года уже могла что-то спеть. Кажется, еще не пошла в первый класс, когда уже где-то пела. У нас дома всегда собирались дети, какая-то молодежь, со мной росла моя тетя – она старше меня на восемь лет, но с возрастом этот разрыв чувствовался все меньше и меньше. У нас были общие интересы, мы с ней много проводили вместе времени. Дома у нас устраивались концерты, спектакли, вокруг довольно много было верующих детей, многие приезжали тогда из Ленинграда.

– Расскажите, где вы выросли, в какой семье, какие занятия детства и отрочества оставили наибольшее впечатление?

– Я выросла в Печорах. На тот момент, когда я стала себя осознавать, моя семья состояла из бабушки, дедушки, их младшей дочери – моей тети, моей мамы и меня.

За Печорами, в Тайлово, есть небольшой храм, и там некому было петь. Служили там по-русски и по-эстонски, поскольку было много эстонского населения. И я пела в этом храме несколько лет.

На Пасху и на Рождество мы готовили концерты. На Рождество мы с друзьями ходили несколько дней по городу – славили Христа. Город маленький, поэтому всех знакомых мы обходили пешком за несколько дней. Это, конечно, незабываемые впечатления, потому что, с одной стороны, было очень весело, с другой стороны, это были не то что «умилительные», но довольно глубокие чувства для нашего возраста. Когда мы приходили в дом и в очередной раз начинали петь тропарь, кондак, рождественские колядки, многие люди, к которым мы приходили, начинали плакать, так их умиляло детское пение.

– И сколько же вам было лет, когда вы ходили по домам колядовать?

– Первый раз я пошла славить Христа, когда мне было три года, со мной пошла моя мама, а я хвостиком за старшими, это еще была компания моей тети, где все были старше меня. У нас был целый маленький концерт: мы пели песнопения, читали стихи – может быть, это было минут 10–15. И мы не уставали повторять из раза в раз!

Теперь я вспоминаю – и мне даже странно. Сколько я жила в Печорах – столько и ходила славить.

– Вы рассказываете удивительные вещи! Как будто жили в другой стране…

– Я думаю, что действительно жила немножко в другой стране. Во-первых, монастырь сохранил некоторую автономность благодаря тому, что до 1939 года это была территория Эстонии и там не успели закрыть монастырь и сделать всего того, что делали на остальной территории России. Там сохранился совершенно удивительный дух монастырский, там были старые монахи, был настоятель отец Алипий (Воронов). Когда много лет спустя я оказалась в Шеветоньском монастыре в Бельгии, то к великой своей радости почувствовала ту же атмосферу особой тишины. Все было очень просто и тихо. Сложно найти подходящее слово.

– «Благодатно»?