Людмила Шапошникова - Тайна племени Голубых гор

Перед рассветом все печальнее становились глаза танцующих. Вновь взмыла бесконечная песня, но в ней чувствовалось сжимавшее душу отчаяние. Напряженные руки бесшумно поднимались над поникшими головами. В какой-то момент казалось, что это были жесты протеста, но потом руки, сломленные в неравной борьбе, бессильно падали вдоль тел. Временами песня походила на стон, а движения тел напоминали агонию. Руки беспорядочно хватали воздух, тела танцоров, еще недавно такие гордые и стройные, поникли, в глазах потухли живые и страстные огоньки, ноги двигались автоматически, утратив свою первоначальную легкость.

Пламя в очаге сникло, серая пепельная пленка подернула остатки сгоревших дров, и только изредка золотые звездочки искр пробегали в пепле и тотчас гасли.

Наступал рассвет.

Я вышла из хижины. Было еще темно, но над горами уже алела полоска зари. В зарослях шумел предрассветный ветер. Мужчины, завернутые в путукхули, как тени скользнули к храму. Вход в храм светился красноватыми отблесками. Там горел очаг. За оградой храма четверо тода добывали огонь. Палочки отсырели, и их подсушивали на очаге в храме. Удуюсин, дед малыша, вошел за ограду храма и напряженно смотрел, как вращали палочки. Пока не зажжен священный огонь, старший в семье не может назвать имя ребенка. Становится все светлее, и уже отчетливо видны вершины гор. Наконец огонь появился, и жрец унес его в храм. Неожиданно джунгли наполняются птичьим гомоном. Сейчас взойдет солнце. Алая полоска зари растет и заполняет собой полнеба. Удуюсин кладет ребенка на пороге храма, затем берет его снова, сдергивает покрывало с его лица и поворачивает малыша к востоку. Первый тонкий золотистый луч солнца пляшет по стенам храма и ударяет в лицо ребенка. Тот смеется и прикрывает глаза рукой.

— Потажь! — кричит Удуюсин.

— Потажь! — хором отзываются остальные.

— Стань хорошим человеком! — говорит жрец.

— Стань хорошим человеком! — повторяют все.

— Пусть будешь ты богатым, — продолжает жрец. — Пусть будешь ты молиться в этом храме. Пусть ты сделаешь добро людям.

…добро людям, — многоголосо отзывается в горах.

Удуюсин несет малыша к загону со священными буйволицами. Там он опускается на колени и прижимается лбом к земле. Два жреца открывают загон, и буйволицы поднимаются вверх, к своим пастбищам. Потажь провожает их глазами…

Всем известно, что скоту надо давать соль. Буйволы не являются исключением из этого правила. Но ни лошадь, ни корова не получают ее с такой торжественностью, с какой получают соль буйволы в племени тода. Церемония давания соли буйволам совершается два раза в год: зимой и весной. Зимой она называется «понюп», что значит «соль на морозе», весной— «коруп» («соль по новой траве»).

Январским утром, как только с травы сошел растопленный лучами солнца иней, в Кандельманде стали готовиться к церемонии. Женщины сидели на пригорке за мандом, они не принимали участия в торжестве. Зато мальчишки, одетые, как взрослые, в путукхули, возбужденно носились, стараясь чем-нибудь помочь старшим. Сегодня они были равноправными участниками церемонии.

Оба жреца, и в храме «курдпули» и в храме «уршали», приводили в порядок свое хозяйство. Пучками зеленых веток они подметали узкие храмовые дворики и буйволиным навозом мазали стенки над входом. Жрец «уршали» подошел к ритуальным камням, находившимся рядом с его храмом. Серые неотесанные глыбы были врыты в землю, и каждая из них имела свое имя. Самый большой камень назывался Канкаш. Затем шли Омурькаш, Оцонкаш, Мацодкаш. Жрец походил между ними, некоторое время постоял около Канкаш и вновь вернулся к храму. В это время Мутикен поставил на ограду «уршали» круглую корзину с солью. Жрец положил на соль кору дерева «тыр» и скрылся с корзиной в храме. Там он прочел над солью молитву и снова поставил корзину на каменную ограду.

На зеленую лужайку между храмами выгнали священных буйволиц. Это были «мортар», принадлежавшие храму «курдпали», «уршалер» из «уршали». В этот день буйволицам не дают пить. И когда одна из них, не зная тонкостей церемонии, направилась к ручью, Нельдоди с палкой в руках преградил ей путь. Буйволица удивленно и жалобно замычала, но все-таки послушно вернулась на свое место. Началась ритуальная дойка. Оба жреца в одних тюни переходили от буйволицы к буйволице, собирая молоко в высокие бамбуковые сосуды. Все мужчины терпеливо ждали, когда жрецы кончат доить, а потом погнали буйволиц к нескольким валунам, лежавшим около памятных камней в честь умерших жрецов. Между валунами был узкий проход, через который обычно проводят телят, когда совершается ритуал приобщения их к священному сану. У камней буйволиц поджидал жрец с длинной бамбуковой палкой. Животные в замешательстве топтались на одном месте и подозрительно смотрели на человека с палкой. Жрец поднял палку и ударил ею ближнюю буйволицу. «Оуп! Оуп!» — закричали мужчины. Буйволица встрепенулась и опрометью бросилась в джунгли. За ней последовали остальные, но жрец успел коснуться палкой каждой, и всякий раз, когда это происходило, возгласы «Оуп! Оуп!» нарушали тишину ясного январского утра. Наконец последняя буйволица исчезла в зарослях, и я увидела, как несколько мужчин карабкаются по склону соседней горы.

— Сейчас они перехватят буйволиц, — сказал мне Пеликен, — и пригонят их в священную рощу.

Мы отправились в священную рощу, находившуюся чуть повыше храма «уршали». Там несколько мужчин мотыгами углубили русло ручья и сделали в нем запруду. На берегу жрец «уршали» наметил место для двух ям. Все присутствующие по очереди копали ямы, и, когда работа была кончена, около ям поставили корзину с солью. Жрец стал бросать на соль кору дерева «тыр», а мужчины и мальчики, приставив ладони ребром к носу, монотонно прочли молитву:

Оба жреца набрали в глиняные горшки воду из ручья и всыпали в них соль. Соленую воду вылили в приготовленные ямы. В это время в зарослях раздался треск и крики. Из джунглей гнали буйволиц к ручью.

— Буйволы, буйволы, — тревожно заговорили все вокруг. — Будьте осторожны. Идут буйволы.

Ломая ветви деревьев и подминая кусты, к ручью выскочила буйволица. Она поводила боками и держала рога в состоянии боевой готовности. Мужчины почтительно расступились и дали ей дорогу. Буйволица направилась к яме с соленой водой и стала жадно пить, временами отрываясь и тревожно посматривая на стоящих вокруг людей. Затем появилась еще одна буйволица, и наконец все священное стадо, непочтительно толкаясь, отведало ритуального питья. И каждый раз, когда очередная буйволица склоняла рога над ямой с водой, тода хором восклицали: «Ох-хо! Ох-хо!»