Вера Шапошникова - Ярославичи

— Наш Переславль можно назвать музеем древности, — говорил Стародубов. — Мы сейчас увидим валы, их насыпали при основании Переславля. Вот они!

Юра молча уставился в окно.

Впереди, на обочине шоссе, показалась высокая, обтянутая дерном насыпь. На вершине стояли, обнявшись, девушка в светлом цветастом платье и парень в спортивной майке. Они провожали взглядами идущие по дороге машины.

— Когда валы начали разрушаться, переславцы так горячо вступились за них. Были засыпаны промоины, построены ступени, чтобы дерн не сдирали на склонах. Поверху гуляйте, пожалуйста. Отсюда очень хорошо смотрится город.

Припомнилось замечание переславца, изменившего городу: что можно сделать для него одному человеку? Даже если просто любить, то как это много...

Но вот валы южной части остались позади. Мы ехали по кольцу.

— Не правда ли, они и сейчас впечатляют?— сказал Юра, оторвавшись от созерцания. — А тогда были... Только представить можно! Поверху еще шел так называемый рубленый город — бревенчатая стена с двенадцатью башнями. В нашей газете «Коммунар» был помещен рисунок, как выглядели они тогда. Средневековая сказка. Башни в Европе строили сумрачные, тяжелые. А эти были веселые. Древняя русская архитектура красива, своеобразна, крепка, весела.

— Видно, не очень крепки были стены, коль город шесть раз разрушали только ордынцы?

Юра мне не ответил.

О чем он думал? Трудно сказать. Может, о том, что история иногда выносит на поверхность личности, которые в судьбах народных играют трагическую роль. Вот так некий Темучин, более известный под именем Чингисхана, сын мелкого монгольского князька, объединив сначала Монголию, покорил Китай и почти всю остальную Азию.

Походы его в Восточной Европе сопровождались опустошениями и привели к установлению татаро-монгольского ига в завоеванных странах.

Я повторила вопрос. Он как бы вернулся из путешествия в прошлое:

— У них оружие было особое. Русские не владели им. Огонь. Предшественник огнеметов. Метали огонь, зажигали город. Пожары, я говорил, тогда были страшным бедствием, — Сказал неожиданно: — Впрочем, город можно сгубить не только огнем. Читал я в газете, что ваши московские проектировщики нам предложили снести все дома близ Горицкого монастыря, сады порубить, настроить пятиэтажек, а в центре их поставить котельную с высокой трубой. Может быть, им там не видно было, на что посягают. К счастью, не приняли проект, а сколько денег затрачено на него! Нынче, смотрите, как бережно строют в центре, не выше двух-трех этажей.

Сойдя с автобуса, я ненадолго задержалась на Красной, некогда вечевой, площади, где в середине установлен скульптурный портрет Александра Невского работы Сергея Орлова, автора памятника Юрию Долгорукому, что в Москве, напротив здания Моссовета.

На Красной площади, ближе к валу, стоит древнейший памятник Переславля-Залесского, родившийся одновременно с ним и переживший все исторические превратности-пожары, нашествия, безответственность реставраторов, содравших со стен еще в прошлом веке бесценные фрески с намерением их отправить в Москву в Исторический музей, да так и забывших о них. В сарае церковного старосты они превратились в прах за время лежания в ящиках.

Этот памятник — Спасо-Преображенский собор, построенный в 1152—1157 годах из белого камня, который везли для него по рекам из Булгарского центра, — сколько же было нужно лодок и руки — и нынче является украшением города.

Издали он кажется небольшим, этот храм, где совершался постриг княжича Александра. С его головы срезан был епископом Симеоном локон льняных волос. Отрока опоясали мечом, посадили на коня. С тех пор он покинул женскую половину хором, перейдя на попечение воспитателя-дядьки. Может, мудрость этого дядьки сказалась в делах молодого князя, как некогда Аристотеля в делах Македонского, кстати, любимого героя молодого Невского, грозная сила тяжелого меча которого, непреклонность, суровость в борьбе за родную Русь, трезвое видение опасности, умение «ладить» с врагом во имя мира выдвинули его в первые ряды военных и политических деятелей своего времени. Великий русский ученый Михаил Ломоносов писал о том, что даже Батый дивился дородству и мужеству Невского. Он силой власти своей доставил возможное для тех беспокойных лет спокойствие своему народу.

Орденом Александра Невского, учрежденным в июле 1942 года — во время ожесточенных боев с фашистско-германскими полчищами, снова, как тогда их предки, псы-рыцари, посягнувшими на землю российскую, — за героизм в тех боях награждали отважнейших, и среди них было десять переславцев.

Удивительно искусство древних русских строителей. В чем секрет их? В чем секрет строителей пирамиды Хеопса? Может быть, в том особом чувстве природной гармонии, интуитивном, диктующем формы, меру? И многолюден, видно, был Переславль, если всего за пять лет без всякой техники, только с помощью тачки, лопаты, блоков и рычагов были построены вал с его рубленым городом и двенадцатью башнями и этот собор, прототип позднейших владимирских и суздальских храмов. Из его утвари до нашего времени сохранилась одна панагия, серебряная чаша для причастия — дар Юрия Долгорукого. Ныне она передана в Москву, в Исторический музей.

На площади, откуда некогда уходили дружины на защиту родины, группы экскурсантов жадно слушали рассказ сопровождающих их сотрудников бюро путешествий При виде этих нарядных и беззаботных людей невольно: пришли на память стихи М. Быховского, старого переславского краеведа:

Перейдя мост через заросший кувшинками, но все еще полноводный Трубеж, как будто через эпоху, я вышла на площадь Народную, где против Дома культуры с Доски почета смотрели сегодняшние переславцы, чье «внешнее и внутреннее» определяет наш день, наше время.

И еще раз оглянувшись назад, туда, где на моренных грядах высились Федоровский, Горицкий и Данилов (построенный в первые годы XVI столетия в урочище Божедомье, на скудельниках), монастыри, несущие нынче культурно-просветительную службу; ощутив молчаливую дрему древних валов, усохших по-старчески, укрывшихся потеплее густым покрывалом дерна; миновав проходную стоящего на берегу Трубежа старейшего предприятия города, нынче обновленной, большой ткацкой фабрики «Красное эхо», я перешла по мосту через Трубеж.

Тут, у старого гостиного двора, ответвившись от главного шоссе, пересекающего город, вправо уходила улица Свободы, переходящая в дорогу, ведущую к Горкам Переславским. Возле этой небольшой деревеньки — двадцать три избы под соломой — в конце прошлого века на берегу реки Шахи располагалась дачная усадьба Ганшиных, единственное место в Ярославской области, где бывал Владимир Ильич Ленин в связи с печатанием своего труда «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?».