Эдуард Лимонов - Дед (роман нашего времени)

Отдав Деду пакет, Фифи идёт в ванную. Там она прихорашивается, видимо, и переодевается. Если тепло, она выходит в какой-нибудь сногсшибательно яркой футболке с дикими надписями, во всех своих бусах, серьгах и подвесках, но без нижней верхней одежды. Только в трусах. О них речь уже шла только что выше, но есть что добавить ещё.

Трусы у Фифи бывают либо загадочные, на лентах там всяких, в кружевах, скрывающие содержимое, либо развратные (развратные есть развратные, объяснять особо не нужно), либо нарочито скромные, пуританско-сиротские, но соперничающие по развратности с развратными.

Трусы у Фифи либо в милый горошек, либо сексуально розовые, либо ангельски-белоснежные. Трусы плотно прилегающие соперничают со свободно топорщащимися, рюши делают попу крупнее…

«У тебя, старый, получается целая поэма о трусах, – сказал себе Дед насмешливо. – Никак ты и впрямь фетишист, сознайся?»

«Да нет, я нормальный, – сказал себе Дед. – Я просто мастер наблюдения и понимания».

В момент когда Фифи выходит из ванной, Дед уже держит в руках бутылку шампанского. Открывает и разливает в замороженные бокалы. Место действия – кухня. В кухне Деда ничего лишнего, мама хорошо воспитала его, Дед содержит помещения в чистоте, предметами не загромождает.

Ударив бокалом о бокал, мужчина и женщина впиваются губами в едкую, чуть желтоватую жидкость с пузырями, поднимающимися снизу, со дна. Совсем недавно Фифи сделала открытие. Она обнаружила, что пузырьки со дна бокала, который держит в руке Дед, подымаются со дна одной мощной струёй, в то время как пузырьки со дна бокала Фифи подымаются вверх не одной струёй, а в беспорядке.

Они обсудили наблюдение и провели несколько экспериментов. Так, например, они догадались обменяться бокалами. После тридцатисекундного замешательства пузырьки сориентировались, и у Деда опять образовалась струя, а у Фифи наладился беспорядок. После эксперимента они поняли, что мужская энергия Деда собирает пузырьки в струю, а женская энергия Фифи ласково рассеивает свои пузырьки.

Распив бутылку шампанского, обменявшись новостями из их жизней, любовники отправляются в большое помещение (living room называл Дед такую комнату когда-то, по-русски – «гостиная»). Там Дед уже сделал из красного дивана постель. А какой ещё должен быть диван у такого типажа, как Дед? Ну конечно же – ярко-красный, купленный в «Икее». Если это зима, то Дед уже заботливо давно включил в комнате обогреватель. Если лето – открыл окно, и в комнате присутствует шуршание шин и звук моторов автомобилей. Тут мужчина наклоняется над женщиной и делает то, что Дед в одной из своих недавних работ назвал «преодоление космического одиночества».

Дед более чем вдвое старше Фифи. «Это хорошо», – как-то сказал Дед, когда они только начали вместе преодолевать космическое одиночество.

– Это хорошо для тебя, что я намного старше тебя. Значит, для меня ты всегда будешь девочкой. Со мной ты будешь жить только в настоящем, так как у человека моего возраста фактически нет будущего. И это – тоже хорошо, жить только в настоящем.

– Да, – сказала Фифи, – я понимаю. Ты умрёшь раньше меня и мне придётся завести себе молодого любовника. Но где я ещё найду такого, как ты?

– Конечно, не найдешь, – сказал Дед высокомерно. – Будешь перебиваться случайными связями.

– Мне даже придётся платить за любовь, – сказала Фифи грустно.

– Да, – сказал Дед весело. – Тебе придётся платить за любовь. Тебе нужно делать сбережения.

– Я не умею сберегать, – сказала Фифи грустно. – Я шопохолик.

Шутки шутками, а образовалась своего рода любовь. Трагическая, на самом деле, думает Дед, потому что совершенно нет будущего, совершенно нет. Только продлевающееся настоящее. А впереди – никакой дистанции.

– Если ты куда-нибудь исчезнешь, Фифи, я даже не смогу тебя искать. Ведь я не знаю твоего адреса, всё, что я о тебе знаю, я знаю с твоих слов. Но я допускаю, что у тебя другая фамилия, и нет никаких папы и мамы в Германии и бабушки в Риге и другой бабушки в Перми, – шутит Дед, лёжа на спине и никуда особо не глядя. У них с Фифи короткий перерыв. – Я никогда не видел твоего паспорта, не держал в руках ни единого документа на твоё имя. Зато ты знаешь обо мне всё.

– На самом деле только то, что ты захотел рассказать сам, о возлюбленный мой! Обо мне ты знаешь всё, ты побывал во всех моих таинственных уголках, я принадлежу тебе вся и готова исполнить все твои желания.

– Тебя послушать, Фифи, ты сама благодать, послушная и кроткая.

– Да, я послушная и кроткая, о мой любовник. Ну-ка накажи меня за это…

Фифи потягивается кошкой и встаёт на колени, показывая все места, на которые мальчик смотреть не должен, но мужчина глядит во все глаза. Тем более Дед.

Дед вспомнил, как, расставшись с ним, та его покойная подруга, которая певица, передала ему однажды письмо, где с грустью сообщила, что от утех плоти, от занятий «любовью», самых экстраординарных и самых-самых… на поверку временем сохраняются не сами они, но почему-то сопутствующие детали. Запах можжевелового дерева, долго тлевшего в камине (они гостили у писателя Мишеля Бидо в деревушке в Пиренеях). Вот и от наших с Фифи утех, ей они нравятся до такой степени, что взгляд у неё становится заискивающим, ничего не останется? – спрашивает себя Дед. От всех этих нескромных, алчных, горячих наших движений? А, Фифи? Дед, впрочем, не произносит этого вслух. Он рычит нечленораздельно, и это самая страстная речь, которую он способен произнести.

«Пока жив, солдат воюет» – такую поговорку придумал себе Дед. Не хуже Суворова, на самом деле. Генералиссимуса. Поговорка годится и для любви с девкой, и для политики. Она универсальна. Но годится она только тем, кто уродился солдатом, то есть человеком воюющим. Дед с юного детства в Левобережной Украине ощущал себя человеком воюющим.

Девка очень сильный противник. Побеждать её нужно при каждой встрече. Не победишь – будет презирать. Потом отобьётся от рук. Уйдёт в другие руки, к тому, кто сильнее. Всё безжалостно устроено в мире, и это хорошо. Добро не свойственно ничему живому. Всему живому свойственна победа. Христос с его проповедями смирения по крайней мере подозрительно противоестественен.

Ведь только победа над девкой может быть названа любовью. А не победа – жалкая возня.

– Девка очень сильный противник, – говорит Дед.

– Ты справляешься отлично.

– Пока – да, – говорит Дед. – Надеюсь погибнуть непобеждённым.

У Фифи есть дочь, девочка шести лет. Маленькая блондиночка, умненькая и странная, и похожая на Фифи. Также любит всё блестящее, бусы, кольца, серьги, как ворона или цыганка. Фифи, так представляет себе Дед по тем крохам информации, что поступают ему, постоянно подбрасывает дочку то к бабушке на Севере, то к родителям в Германии, то к няне, то к родственникам мужа.