Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга пятая. 2005 г.

В Рязани к июню зарегистрированы в партии 100 чел. (кроме, 150 старых). Этого, конечно, мало. Володя пишет, что руки опускаются. Это вдвое меньше, чем нужно. Задание ЦК – не менее 500 чел. Но и в Саратове темпы тоже пока не велики.

В «Комсомольской правде» появилось интервью руководителя очередного центра стратегических исследований, который дал отповедь «клеветникам России», отметив, что они орут о «смутном времени», о «раздрайном времени», о том, что многие люди начинают рассуждение о настоящем состоянии с указания, что мы живем в «трудное время» и тем самым льют грязь на Россию. Из-за этого иностранцы даже удивляются и говорят: «как же надо не уважать свою страну, свой народ, чтобы так относиться к ним». Американцы даже говорят: «Зачем нам тратить деньги на поддержание в настоящее время «образа врага». Вы сами прекрасно это делаете своими словами и делами». Все хорошо, прекрасная маркиза!

В 1945–1947 годах Москва – взрослые и дети – были одержимы футболом. Во всех дворах мальчишки гоняли самодельные «мячи», сделанные из старых кукол, консервных банок и т. п. Увлеченно вели турнирные таблицы, бегали на стадионы, поклонялись футбольным героям: Боброву, Федотову, Хомичу… Мы с братишкой Сашей ходили за 4 остановки на стадион «МВО», что в парке у реки Яузы, сразу за Бронетанковой академией им. И.В.Сталина. Футбол был нашим воздухом. Это совпало со временем окончания войны и с неистощимым стремлением к радости. Футбол лечил души.

Сейчас это третьестепенно и элитарно. На стадионах в ложах сидят бонзы, отдыхающие от государственных и коммерческих дел: Ястржемский, Грызлов, Фрадков, Жириновский и другие. На поле бегают Корвальо и другие (за большие деньги). Футбольные гастрбайтеры заменили собственных «Платонов и быстрых разумом (и ногами) Невтонов». Фанаты во время игры пьют водку и пиво, устраивают дебоши. Очередное шоу, где деньги решают все. Народа здесь нет и радости нет.

Могущество интеллекта, знаний, ассоциаций, интуиции, позволявшие достигать высокого уровня в творчестве и диагностике – все это было у меня еще 8-10 лет тому назад. Именно это позволяло реализовывать обширные программы диссертационных и монографических исследований. Это проявлялось и в частной диагностике.

Были случаи, когда я, располагая к себе больного, в ходе заинтересованной беседы с ним и, видимо, улучшая только за счет этого не только его самочувствие, но и состояние, обнаруживал исчезновение у него даже мерцательной аритмии. Заметив это, я давал возможность зафиксировать перемену в характере пульса врачам, присутствовавшим на обходе, и документировал это на ЭКГ. В последующем нормальный ритм сохранялся несколько часов. Это казалось чудом. А я просто очень хотел помочь больному, очень. Я как бы брал на себя «груз» человека (страх, неуверенность, слабость) и «спасал» ситуацию. И человек «поднимался». Это требовало самоотвержения, полного забвения себя и траты душевных сил. Но ведь их нужно было иметь.

Сейчас таких сил мало, иногда их хватает только на самого себя. Дело не в возрасте только, а и в том, что что-то стержневое подрублено окружающим неверием и нарастающей душевной усталостью.

По телевизору постоянно демонстрируется соревновательность сперматозоидов в стремлении к личному успеху и обогащению. Навязывается мысль, что это и есть основа жизни. Воспитывается идеология индивидуализма.

То, что я вижу и о чем пишу – это правда, сухой горький остаток среди фейерверков, организуемых «Единой Россией».

Прежде можно было говорить о предвидении ближайшего будущего в политике государства. Речь шла о предвидении (предчувствии) логики развития политического процесса. В советское время это было не сложно, но требовало внимательного мониторинга происходящего. Сейчас, в условиях телевизионного балагана, плотной липкой завесы лжи, резкого расхождения между оптимизмом властей и вялостью течения реальной жизни людей со стонущими и жалобными интонациями устной речи, с безразличием к прогнозу, анализ становится трудным, особенно ближайшего будущего. Трясина впечатлений, мыслей, воплей сковывает предсказание. Даже чье-то разоблачение подозрительно, поскольку оно кого-то обслуживает (Караулов, Пушков, Сванидзе) или куплено.

Прогноз левой прессы часто рефлекторен, он – лишь отклик на сенсации господствующей прессы, раздражителен и неуверен.

Разлилось 300 тыс. тонн мазута в Тверской области. 28 цистерн из 60 упали с полотна железной дороги. Ликвидация аварии потребовала участия войск. Вопли природоохранников и молчание железнодорожников. Оказывается уровень, наклон рельсов были не нормативны. Зачем нам Басаев, Басаев нам не нужен. Мы и сами справимся с собственным уничтожением.

Летний сезон. Подковерная борьба партий. Ярким факелом вспыхнул съезд «Родины». Глазьева среди рогозинцев нет. Объективное значение этого факела – оттеснение КПРФ за счет революционно-патриотической риторики и демагогии. В Саратове работает отделение «Родины», якобы многочисленное. Вопрос – насколько это куплено властью?

Бомжом быть не запретишь. Рыться в бачках и помойках на жаре и в стужу это ведь не легкий труд. Тем более, что другой – трудовой – деятельности или возможности жить иначе у них нет. Их ряды полнятся. Теперь роются в бачках и не бомжи, а пенсионеры из бывших учителей и врачей.

Тонут курсанты военно-морского института в Финском заливе. Причина банальна – пьянство и безответственность офицеров.

В Чечне подбит УАЗ. 11 чел., из числа тверских милиционеров. убиты. На Тверь одни напасти: разлив мазута, 400 заболевших гепатитом, а теперь вот гибель милиционеров.

Владыка Кирилл по телевидению проповедует обрядоведение. С вероучением сложнее, слишком много легендарного. Крещенных, в том числе носящих крестики, стало заметно больше, чем в 80-е годы. Но прихожан, несмотря на увеличение количества церквей, – не больше. Церковное золото стало поярче, но не стало авторитетнее. Не совпадают пути церковные и народные.

В праздники, особенно в родительские дни на кладбище не протолкнешься: толпами идут, на машинах ездят по дорожкам, через оградки лезут, шумят, пьют, закусывают. Кажется, что гостей больше, чем хозяев. Так и хочется спросить: «Гости! Не надоели ли вам хозяева?» Зато в обычные дни здесь пусто. По дорожкам бегают голодные и одичавшие собаки. Даже страшновато встретить кого-нибудь. Но воздуха свежего и тишины столько, что уходить не хочется. Сидишь у материнской могилки, в тенечке, и советуешься с мамой и с самим собой. И становится как-то неловко чувствовать себя здесь гостем. Дорожки-то кончаются.