Александр Андреев - Эсеры. Борис Савинков против Империи

Дора Владимировна в Петропавловской крепости сошла с ума. Эта гордая девушка в безумии умоляла своих врагов дать ей яду для прекращения жгучих страданий».

Азеф, он же «Иван Николаевич», создавал динамитные мастерские, набирал туда молодых специалистов, предавал их для каторги и виселиц и потом создавал новые. Техник в Териоках Валентина Попова писала:

«Техники Боевой Организации находились по сравнению с террористами «Народной Воли» в привилегированном положении. В распоряжении Боевой Организации всегда имелся готовый, фабричный динамит, гремучий студень. Все это получалось от финнов. Не приходилось их готовить кустарным способом. На нашу долю выпадала более легкая, чисто техническая часть: изготовление оболочек для снарядов, умение наполнить и зарядить их.

Всю работу по приготовлению снаряда можно разделить на несколько частей: изготовление запальных трубок, затем – самой оболочки снаряда и начинка ее динамитом. Последнее, это вложить запалы в снаряд, зарядить его. Инструменты для работы были самые примитивные: паяльник, медный молоток, который нагревали на спиртовке, напильник, ножницы для жести, наждачная бумага, пипетка, циркуль. Это были такие же снаряды, какие приготовлял еще Кибальчич, но только значительно усовершенствованные.

Оболочки снаряда отличались разнообразием своей формы. В каждом отдельном случае внешний вид снаряда приходилось приспосабливать к требованиям предполагаемой обстановки покушения. Наиболее удобным обычно являлся снаряд плоской формы, который можно, например, вложить в портфель, или снаряд в виде большой коробки конфет. Количество динамита, употреблявшегося нами, также зависело от покушения. Например, на снаряд для Дубасова я употребила не менее пяти килограмм.

Обычно снаряды вручались метальщикам незадолго, за несколько часов перед покушением. Если снаряд не использовался, его немедленно возвращали технику, который разряжал его.

Жили мы, техники, замкнуто, о существовании динамитной мастерской даже в Боевой Организации знали только Азеф и Савинков. Каждому указывался его узкий специальный круг, за пределы которого он не должен выходить. Направленный в какой-нибудь город боевик жил там в полной изоляции и ждал, иногда целыми месяцами, условного письма или телеграммы для вызова, не смея связаться с кем-либо из общепартийных товарищей, ни оставить своего поста.

Дисциплина у нас царила суровая. Мы не рисковали лишний раз выходить на прогулку, чтобы даже случайно не встретиться со знакомыми. А если выходили, то большей частью когда стемнеет, чтобы не быть узнанными при случайной встрече с сыщиками, которых так много копошилось во всех дачных местах Финляндии. Изредка выходила я одна, или с Беновской.

Запасы динамита и гремучего студня у нас были значительны, всяких других материалов для снарядов имелось тоже достаточно, были и револьверы. Это по тем временам было вполне достаточно, чтобы пойти не только на каторгу, но даже и на виселицу. Когда мы обсуждали вопрос в связи с обысками, произведенными на некоторых дачах в Териоках, все сходились на одном решении – оказать сопротивление и погибнуть с честью. Затем приехал Савинков, остался ночевать с теми же разговорами, но взглянул на возможный взрыв дачи, как на что-то само собой разумеющееся.

Члены Боевой Организации обычно во время своих разъездов не пользовались третьим классом, а брали второй и даже первый. В фешенебельной толпе пассажиров хорошо одетому революционеру было легче укрыться. В третьем классе на таможне тщательно обыскивали, осматривали вещи и даже карманы пальто, «нет ли там контрабанды». Вещи с бомбами во втором классе даже не осматривали. Динамит мы так же возили на себе, и это первое время вызывало сильную головную боль, потом организм привыкал. Особенно от динамита страдал Савинков».

Заместитель Азефа был не только практиком, но и теоретиком партийной борьбы с самодержавием. Он считал, что подчинение террора революционной агитации в народе для подготовки восстания неверно. Нелегальная партия неизбежно захватывает только узкие слои населения, она предназначена для подготовки и проведения заговора, который должен вызвать народное восстание. Савинков говорил, что «что только открытая агитация может дать желательный результат, и только заговор может этот результат использовать технически», и это заколдованный круг для партии, вынужденной раздваиваться, а значит, слабеть.

Савинков справедливо утверждал, что до второй революции в империи должны пройти годы: «я считал, что надежды на всеобщее восстание преждевременны, что только террор является той силой, с которой правительство будет серьезно считаться, и которая может вынудить его на значительные уступки, что партийная тактика, поэтому должна, прежде всего, исходить из пользы террора, что польза террора требует в настоящий момент разделения партии и полулегальную, социалистическую агитационную часть для распространения партийных идей, и массовую террористическую часть».

Боевая Организация и Центральный комитет решили, что Дурново и Дубасов должны были быть взорваны до открытия Первой государственной думы. Одновременно готовились покушения на генерала Мина, полковника Римана, адмирала Чухнина в Севастополе. Боевая Организация начала действовать вновь в феврале 1906 года, но боевики партии социалистов-революционеров без дела не сидели.

Эсеровская террористка Мария Школьник из Летучего боевого отряда вместе с эсером А.Шпайзманом стреляли в черниговского губернатора А.А.Хвостова и ранили его. Шпайзмана повесили, Школьник дали двадцать лет каторги и отправили в Сибирь, оттуда она совершила фантастический побег и ушла за границу. Она писала в своей «»Жизни бывшей террористки»:

«Получив все необходимые сведения и деньги, я наняла дом и устроилась недалеко от губернатора. Хвостов жил в конце города, его дом стоял на пригорке и был окружен садом. Я отослала для прописки в полицейский участок мой паспорт учительницы-польки, и он через несколько дней благополучно вернулся. Товарищ Шпайзман приехал в Чернигов и поселился напротив Благородного Собрания. По имевшимся у нас сведениям, губернатор иногда бывал там.

Сидя у моего окна, я изучала ежедневный порядок жизни губернатора. Я узнала, когда он встает и когда он ложиться спать, знала, когда и кого он принимает у себя, знала даже час, когда он обедал. Губернатор не покидал своего дома, только выходил на прогулку в сад. Одна с моими мыслями, я ходила взад и вперед по пустому дому. Я составляла список жертв губернатора, собирала, как сокровища, имена тех, кто был им убит или засечен на смерть. Я читала и перечитывала тысячу раз простые рассказы крестьян об его ужасных преступлениях. Наконец, нам точно стало известно, что губернатор в день Нового года к двадцати часам выедет в Благородное Собрание, и мы решили убить его на обратном пути.