Александр Андреев - Эсеры. Борис Савинков против Империи

Швейцер собрал бомбы и вывез их из Петербурга в Либаву чуть ли не в обычном мешке. Савинковцы хотели встретиться с Азефом, но он пропал и террористы разделились на две группы – одна осталась в Петербурге охотиться на Плеве, вторая выехала в Киев убивать киевского генерал-губернатора Клейгельса. 25 марта Покотилов и Боришанский как разносчики-лоточники вышли на Фонтанку, но Плеве дважды проехал через Пантелеймоновскую. 31 марта Покотилов при зарядке бомбы взорвался в петербургской гостинице «Северная». Взрыв был сильным и часть гостиницы разнесло, улица была завалена обломками мебели, кирпичами, щебнем, досками. Личность Покотилова была установлена через несколько месяцев, когда точно так же в «Бристоле» взорвался Швейцер. Взрывная волна выбила в гостинице все стекла и снесла часть ограды Исаакиевского собора. Пропал весь запас динамита и растерянных террористов в середине апреля в Харькове собрал нашедшийся вдруг Азеф. Скорее всего, он хотел полностью подчинить членов Боевой Организации своей воле и ему это удалось. С харьковского совещания у террористов была установлена очень строгая дисциплина с беспрекословным подчинением Азефу, который гремел на Савинкова: «Вы должны быть готовы к гибели всей организации до одного человека. Если нет людей, их нужно найти. Если нет динамита, его нужно сделать. Плеве будет убит!»

Савинков ответил, что ни у кого из его группы нет убийственного опыта и впредь они будут хладнокровней. Азеф оставил за собой последнее слово: «Люди учатся на делах. Ни у кого не бывает сразу нужного опыта. Из этого не следует, что нужно делать только то, что легко. Если мы не убьем Плеве, его не убьет никто!»

Савинковцы успокоились и быстро пришли в себя, подружились друг с другом. Азеф заявил, что лично возглавит подготовку покушения на Плеве и это будет настоящая охота на министра. Савинков писал о своих товарищах: «Каляев любил революцию так глубоко и нежно, как любят ее только те, кто отдает за нее свою жизнь. В терроре он видел не только наилучшую форму политической борьбы, но и моральную, быть может, революционную жертву. Сазонов был истый сын народовольцев, фанатик революции, ничего не видевший и не признававший, кроме нее. Он говорил: «Нужна «Народная воля», нужно все силы напрячь на террор, тогда победим».

В красивейшем харьковском университетском саду Азеф и Савинков продумали обстоятельный план политического убийства, сделав его совершенным и предусмотрев все, что могло обеспечить успех и что могло быть предвидено человеческим умом.

Группа наблюдения во главе с Каляевым, Дулебовым, Мациевским в качестве извозчиков и торговцев в разнос должны были выяснить все дни и часы маршрутов Плеве. Савинков с эсеркой Дорой Бриллиант должен был нанять в Петербурге богатую квартиру с Сазоновым в качестве лакея и Ивановской – кухаркой и прислугой. Сазонов должен был помогать наблюдателям и стать основным метальщиком, вместе с еще тремя бомбистами. Ивановская должна была заняться контрнаблюдением и прикрывать штаб-квартиру Боевой Организации от назойливого внимания дворника и околоточного. Азеф предложил купить автомобиль, обучить Боришанского вождению и именно с автомобиля убить Плеве. От машины, привлекавшей излишнее внимание и полиции и прохожих, пришлось отказаться. Атаку на столп самодержавия должны были вести пешие метальщики, повторив атаку на Александра II Софьи Перовской на екатерининском канале 1 марта 1881 года. Азеф руководил всем и его спокойствие и уверенность подняли дух савинковцев, говоривших, что прошлые неудачи гарантируют их от повторения грубых ошибок. После убийства Гершуни и Дулебовым Богдановича прошло больше года, Центральный Комитет партии эсеров продолжал давать деньги террористам, но среди руководства социалистов-революционеров началось обсуждение целесообразности существования Боевой Организации, безрезультатно забиравшей очень большие денежные средства. Для Азефа потеря боевой кассы была совершенно неприемлема, и он заряжал и заряжал группу Савинкова верой и решимостью во что бы то ни стало убить Плеве. Для него было совершенно ясно, что в случае неудачи с взрывом министра внутренних дел он лишиться огромного террористического жалованья. Азеф, конечно, не мог этого допустить, особенно после отказа Лопухина поднять его предательский оклад. В мае все участники резонансного политического убийства собрались в Петербурге. Азеф привез из женевской динамитной мастерской шесть трехкилограммовых бомб, и Савинков поместил их на ответственное хранение в несгораемый сейф банкирского дома Джамгаровых. Швейцер под Петербургом из подручных средств изготовил большое количество динамита и доставил в имперскую столицу. Савинков по объявлению в газете снял квартиру 1 в доме 31 по улице Жуковского под именем богатого английского купца Жоржа Мак-Кулаха. Дора Бриллиант играла при нем роль содержанки – певички из варьете «Буфф». Улица Жуковского находилась недалеко от Московско-Николаевского вокзала в прямоугольнике Лиговского, Невского и Литейного проспектов и была удобна во всех отношениях. По настоянию Азефа богатый представитель английской велосипедной фирмы в России Мак-Кулах дал объявление в газету, что ищет лакея и кухарку. Этого требовали разработанные руководителем Боевой Организации правила конспирации. Если бы в квартире поселился богатый англичанин с русским лакеем, прислугой и содержанкой, им бы мгновенно заинтересовалась полиция, потому что так было не принято. В дом 31 по улице Жуковского выстроилась очередь ищущих места лакеев и кухарок. Ивановская должна была прийти на третий день, Сазонов – на пятый. Азеф не хотел давать Департаменту полиции ни одного шанса и не да его.

Ивановская в последствии писала в своей великолепной книге воспоминаний «В Боевой Организации», как готовилось покушение на Плеве, и, читая ее, становится совершенно понятно, почему в империи начала ХХ века не было недостатка в революционерах и террористах. Ходившая под виселицей с 1883 года, по процессу Семнадцати Александра Михайлова, сбежавшая из Сибири Ивановская по правилам конспирации должна была некоторое время снимать угол в петербургских меблированных комнатах и искать себе место прислуги как неграмотная крестьянка. Дворянка Ивановская, чья сестра была замужем за писателем В. Короленко, оставила потомкам память об империи 1904 года:

«Медленно двигался наш сибирский поезд, подолгу задерживаясь на станциях, по горло увязших в снежных сугробах. Что, если за двадцатилетний срок каторги ничего не изменилось. Да, жизнь действительно несколько изменилась. Это заметно даже здесь, в Забайкалье, и обнаруживается все резче, по мере нашего движения на запад. Уже за Байкалом, на станциях начались разговоры на рискованные темы, но подлинная Россия была еще очень далеко. Только много дней спустя, в Челябинске, почувствовалось, что начинается подлинно русское, то именно, чего так страшился, от чего отбивался все время пути.