Юрий Скоп - Избранное

— Кто это «мы»?

— Бюро социальной психологии.

— А конкретнее?

— Не понимаю вас, Алексей Егорович?

— Чего уж тут понимать… Я спрашиваю — кто конкретно… потел вот над этим социологическим исследованием? И все.

— А-а… Но… простите… я считал, что в данном случае… э-э… охрана авторских прав… — попытался отшутиться Шаганский.

— Давайте без этих… — махнув ладонью, скривился Кряквин. — Я после профкома оглох на шуточки… — Он придвинул к себе рукопись и заглянул в последнюю страницу. — Во-от… Тут же все указано. Мой протеже, что ли? Лопухов?

— М… — пожевал губами Шаганский. — Видите ли… Исполнял Лопухов. Но… под моим непосредственным…

— Это естественно, естественно, — улыбнулся Кряквин. — Ваши лавры при вас. А вот Лопухову привет от меня. Рад за него. Рад… Выходит, вышел толк из крепильщика, а? Вышел… Ух и приятная штука — не ошибиться в человеке. А теперь, значит, последний вопрос… Что-то я не пойму малость, Юлий Петрович… Это за что же мне, по-вашему… социально-психологическому… такая великая честь — читать это первому? Почему бы не Тучину сразу? Он-то ведь как-никак генеральный заказчик…

Шаганский сделал постное лицо, поочередно пошевелил кустистыми бровями, защелкнул пряжку портфеля, вздохнул, тяжело поднимаясь с кресла, и вдруг ответил с неожиданным для Кряквина вызовом:

— Я буду не против, если вы ответите на этот вопрос сами… товарищ главный инженер. Разрешите откланяться… — Он дернул вниз подбородком и, заметно прихрамывая, вышел из кабинета.

Сейчас Кряквин думал о прочитанном… И может быть, оттого, что ему не так-то уж часто приходилось иметь дело с подобного рода «литературой», в практической полезности которой он, по правде сказать, здорово сомневался, как сомневался вообще в целесообразности столь распространившегося за последнее время повального увлечения всякого рода социологическими бюро и лабораториями, а специально-то обученных, квалифицированных для этого кадров — факт! — не хватало, — только что дочитанное им «исследование Лопухова» действительно зацепило его за живое. Взбудоражило…

Поначалу Кряквин даже озлился: «Какой-то мальчишка… сопляк! — без году неделя нюхнувший подземки… учит его тому, что он и без него знает, как дважды два…» Но постепенно злость испарилась, и Кряквин стал размышлять спокойнее.

Лопухов дотошно опросил около сотни проходчиков комбината про их горняцкое житье-бытье, и абсолютное большинство из них в открытую высказало недовольство своей профессией. «Гляди-ка… — уважительно подумалось Кряквину, — позубастее стал народ-то… Это хорошо. Славно…»

Проходчиков — «по Лопухову» — не устраивали в первую очередь условия труда: сильная завлажненность рабочих мест; манипулирование громоздким металлическим оборудованием; скоропортящаяся спецодежда; шум, пыль; повышенная опасность травматизма; длительность периода освоения профессии; малая разница в оплате труда проходчика по сравнению с другими горными специальностями; наличие сложно выполняемых норм выработки; плохое обеспечение запчастями…

Даже те горняки, которые, судя по анкете, были вроде бы удовлетворены своей специальностью, комментировали это удовлетворение довольно кисло: «А куда денешься?..», «Привык помаленьку, втянулся…», «Работать можно, было бы желание…», «Эта работенка меня пока устраивает…».

А какой-то незнакомый Кряквину Сундуков А. В., электрослесарь отдела главного механика, наговорил больше всех, и Лопухов, видимо с удовольствием, полностью записал его тронную речь:

«Мой отец всю жизнь проработал проходчиком. Категорически не советовал мне идти в проходчики. Работа электрослесаря более интересная. Но я все равно попытался присмотреться к работе проходчика, даже попробовал… Очень тяжелый труд. А у меня первый разряд по лыжам, но на проходке тяжело. Серьезно… Чтобы привлечь молодежь, труд теперь должен быть более техничен. Нынешнюю молодежь такой труд, который устраивал отцов, не устраивает. А почему? Время изменилось. Взгляды молодежи и их требования к условиям труда ныне не те. А на проходке-то мало чего изменилось. Как работал когда-то мой отец, так все почти и осталось. Инженерная-то мысль наших инженеров двигалась куда? По направлению увеличения производительности проходческого оборудования, а вопросы оздоровления условий труда позабылись. Это не дело…»

Кряквин как бы очнулся… Сдул со стола пепел. Встал. Распрямил уставшую от неудобного положения спину и задумчиво подошел к окну. Долго смотрел на заснеженный кусок дороги, нервно подсвеченный уличными фонарями. Там мела, поискривая, поземка.

«Что же это получается?.. — думалось с грустью ему. — Сундуков-то… электрослесарь… прав. Прав… Вмазал в самую точку — никуда не попрешь…»

С неделю назад Кряквин почти закончил вчерне текст предисловия к своей будущей монографии. Предисловие долго не получалось, и пришлось повозиться над ним, так что теперь он знал этот текст почти наизусть.

«Ввиду огромных масштабов добычи и объемов горных работ на комбинате «Полярный» здесь с самого начала освоения уникальных апатитовых месторождений большое внимание уделялось совершенствованию техники и технологии добычи руды. Об этом свидетельствует весьма высокая эффективность подземных работ на рудниках комбината, в сравнении не только с другими заполярными рудниками страны, но и передовыми горнорудными предприятиями Кривого Рога, Северного Кавказа и Горной Шории, применяющими системы с массовой отбойкой руды.

Комбинат «Полярный» одним из первых среди отечественных горных предприятий внедрил систему этажного принудительного обрушения, одностадийную отработку и сплошную выемку с отбойкой руды в зажиме. На подземных рудниках комбината впервые в широких промышленных масштабах освоена доставка руды мощными скреперными лебедками, осуществлен полный переход на многостаночное бурение скважин, накоплен опыт производства массовых взрывов, внедрена механизированная зарядка глубоких скважин. Проведены широкие промышленные испытания и начато освоение выпуска руды с применением вибропитателей.

Высокие показатели работы подземных рудников комбината «Полярный» не могли появиться на основе отдельных разрозненных исследований. Это результат продуманной технической политики, последовательно осуществляемой на всех уровнях инженерной службы комбината и имеющей целью непрерывное совершенствование и технически обоснованное прогнозирование дальнейшего развития горного производства…»

«Ну и что? Что дальше?.. — ехидно спросил самого себя Кряквин, продолжая смотреть в окно. — Это же все про железки… А где ж у тебя про людей, которые ворочают этими железками?.. Про вот таких вот Сундуковых и прочих?..» И в это мгновение Кряквин поймал себя на мысли, от которой ему разом сделалось душно… Он подумал о том, что если бы сейчас вместо Михеева в Москве находился Кряквин, то он, наверное, этот Кряквин… тоже… не выступил бы на совещании… «Почему?» — немо спросил он у собственного отражения в темном стекле, слегка поседевшем от близкого дыхания. «Почему?» И кто-то решительно и твердо ответил ему в нем самом: «Да потому, что ты тоже в ответе за все, что грозит комбинату. Ты тоже, как и Михеев, все эти годы только и выполнял план, спускаемый сверху. Ты напрягал до упора технологическую нить рудников; не так, что ли? Ты компромиссничал там, где необходимо было проявлять риск и решимость. Вон — результат твоего сглаживания углов… Студеникин… Он навсегда смотался с комбината. Что, ты не мог вышибить его отсюда раньше?.. То-то. Еще как мог… Но не хотел связываться… Вот так-то, братец. Подумаешь, ты чуть раньше Михеева схватился за голову и заблажил караул… В твоих расчетах по комбинату — твоя вина, а не заслуга, понял?»