Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга вторая. 1993–1995 гг.

В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом.

И лишь немногие, очень немногие, будут догадываться, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, растлевать ее. Мы сделаем из молодых – циников, пошляков, космополитов. Вот так мы это и сделаем».

Бейкер, госсекретарь США, в отчете перед конгрессом после поездки в Россию в 1993 г. заявил: «Мы истратили триллионы долларов в последние 40 лет, чтобы одержать победу в «холодной войне» против СССР. В итоге с великим народом сделано то, о чем мечтали его враги. Главное – нашлись предатели». Эти материалы приведены в газете «Завтра» от апреля 1994 г. в № 13. Комментарии нужны?

Апрель. И все же жизнь продолжается. Живет Россия, несмотря на старания российской сборной из клуба Бейкера.

Выбрались на Волгу. Последние дни стоят голубые, с дымкой. В тени, где еще скрываются сугробы, прохладно и в плаще, а на солнышке не холодно и в рубашке. Улицы, дома, заборы еще не вылезли из засохшей весенней грязи, не отмытой дождем, но на солнце они и такие не так уж унылы.

Волга – в своих берегах – разлива не чувствуется, но широка. Неторопливо и не теснясь, плывут льды: высокие – белые и низкие – темные, уже подтаявшие. Плывут полями, иногда целыми откосами метров по 300, сохраняющими очертания оставленного берега. Голые деревья не скрывают удивительную панораму, с нашей дачи она просматривается на десяток километров.

Зимой дачу «почистили» местные, затонские мужики. И еще с десяток дач. Говорят, их поймали на Сенном рынке. Безработица. Промышляют, кто как может. И в сарайчик заглянули, но среди хлама надувную лодку не нашли…

Земля еще сырая, тяжелая, копать рано. Соседи подарили три куста крыжовника с метр высотой, посадили. Сгребли прелую листву, освободив зеленые всходы клубники.

На воздухе мы преображаемся, за все беремся, полны планов. Весна. Поработаем, остановимся, головы поднимем, а перед нами бездонное небо да Волга, синяя с белыми льдинами. И очень тихо. Вдалеке одинокая лодка пробивается к берегу… Молчим. Хорошо смотреть и думу думать. «Что-то гипнотическое в этом движении льдин, взор влечет», – говорит жена. И ее не удивляет, что я отношусь к Волге как к чему-то живому.

Почти час прождали автобус, но на берегу это не беда. Народу набралось полно: все больше старики, пенсионеры, вроде нас и постарше, дети – их внуки и внучки, а средняя прослойка редка: нужно кому-то и торговать – иначе теперь не проживешь. Разговоры, разговоры: о поздней весне, о трудной жизни и надвигающемся жарком лете…

Обдав пылью, подошел автобус. Взяли штурмом и даже сидели. Калымный – за плату.

В дачные дела можно влюбиться, и тогда прощай научное творчество: мысли и слог становятся твердыми и заскорузлыми, как руки. Но зато воздух лечит, Волга – лечит, маленькие, но решаемые заботы лечат.

Почки набухают, уже пахнут, каждая на свой лад. Запах растертой смородиновой почки до дому довозишь. Листья подрастут – опять будем пить чай со смородиновым духом. Так хочется жить по-человечески…

Апрель. Встретились тревожные стихи:

Трудно интеллигенции, плачет интеллигенция, видит интеллигенция, но дела не видно…

Апрель. Краткие заметки. Вокруг все больше жителей 53-го, российского, штата США. Саратов: весенне-торговый разлив. Крысы с корабля бегут по разным причинам: от невыгодности, от опасности, от себе подобных, чтобы не сожрали.

Чиновник: «Получая такую зарплату, я не могу быть в оппозиции к антинародному режиму».

Жизнь при «Берингем-Ингельхайме» (фармацевтическая фирма – основной спонсор бывшей советской пульмонологии) продолжается. Только на берегах Волги об этом забываешь.

Прототипом скульптуры Партократа должен быть Е. Б. Н. Когда-нибудь такая скульптура появится.

Раньше были витрины «На злобу дня», теперь вся жизнь на злобу дня.

Впечатления одного дня…

В районе городского парка загорелся дом. Огонь перекинулся на соседний, позже запылали еще три – дома были деревянные. Приехавшая пожарная машина включилась в систему, в которой не оказалось воды. Попытка откачивать воду из озера оказалась неудачной: шланги забило грязью. Трещали балки, гудела кровля, орала женщина, взывая о помощи, с которой никто не спешил. Горе бедняков. Ссылки на Водоканал. Безразличие администрации: «лучшее из лучшего для немногих (погорели десятки семей) – комната в коммуналке»…

Четверо неизвестных напали на дежурную службу воинской части. Мотив не ясен. Оружие? Деньги в сейфе? Взять их не удалось. Даже нападение на воинскую часть становится обычным делом в наше время. Раньше целым шкафом с сотней пистолетов никто не интересовался. Дверь в штабе на палку закрывали…

В больнице этой весной прекращено получение хлеба: государство прекратило оплату. Не сдается белье в прачечную: долг – более 3 млн. руб. Хлеб и белье предложено приносить из дома. Грозятся ввести платное обследование и лечение (кроме неотложного), сократить количество коек, а значит, и штат. И это в условиях безработицы. Прямое, зримое свидетельство развала страны. Не много ли для одного дня?!

Цены застыли, покупатели отхлынули – нет денег. Что дальше? Теперь они говорят, что гипоинфляция еще страшнее, чем гиперинфляция. Самое страшное – это они сами.