Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное

Однако проблемы варианта «валить» существуют. Главная – культурная. Это из России Запад видится монолитным, а на деле он дробен. Когда в Англии мне предложили продлить контракт (перспектива – вид на жительство и гражданство), я отказался. Невероятно уважая англичан, я не мог принять их культурных привычек – начиная от внешней холодности и заканчивая отношением к еде как к заправке бензобака. А вот предложили бы во Франции – запрыгал бы от радости. Не потому, что французы лучше англичан, а потому, что французский стиль жизни, гедонистический, показной и лукавый, мне близок (при этом франкоговорящая Бельгия, живущая внутрь себя, а не напоказ, – мне снова чужда).

Другая реальная проблема – востребованность профессий. Нужны строители, озеленители, электротехники, зоологи; с оговорками – физики, математики, химики; совсем не требуются – люди, кормящиеся с русской культуры и языка (например, я).

И, наконец, третья проблема – возраст. Чтобы на Западе прилично жить в старости, нужно делать взносы в социальные фонды сызмальства. На этом многие попались – например, 70-летний Сева Новгородцев продолжает сотрудничать с Би-Би-Си не только потому, что ему это в радость, но и потому, что заботой о пенсии в свое время пренебрег.

Эту концепцию год назад публично изложил актер Алексей Девотченко, полюбоваться на игру которого можно, например, в Московском ТЮЗе в «Записках сумасшедшего». Если кратко: чтобы сохранить себя, не окормляйся от государства, тем более что частного бизнеса навалом. У меня по этому поводу с Девотченко случилась заочная полемика (на государственных телеканалах и государственной радиостанции идут мои программы, и что-то никто пока не просил меня целовать дьявола в зад); позицию Девотченко некоторые из культовых фигур разделяют (например Дмитрий Быков).

Не желая подлавливать Девотченко на мелочах (ТЮЗ, подозреваю, получает дотации от государства), сразу скажу, что плюс этого варианта в том, что да, любой шаг в сторону от государства дает упоительное ощущение свободы. Скажем, нашу с Димой Дибровым программу «Временно доступен», показываемую по ТВ-Центру, снимает все же частная компания «АТВ», работать с которой приятно (а штатные сотрудники телеканалов жалуются, что не знают, «что можно и что нельзя»). Или пример совсем из другой сферы: в Петербурге я вздыхаю с облегчением за рулем, только тогда он является рулем велосипеда: тогда ни кошмара пробок, ни кошмара гаишников – рай!

А самый очевидный минус «концепта Девотченко» в том, что совсем уйти от государства не удастся. Техосмотры, поликлиники, школы и вузы, те же дороги, те же менты, жилконторы, военкоматы… Мрак и плач. И это я по Хельсинки зимой могу гонять на велосипеде – зимний Петербург для меня перекрыт ледяными наростами и сугробами, как в блокаду.

Вот история журналиста N.

В начале 1990-х он был в тройке самых популярных телеведущих, и, как ракета, влетел в те информационные слои, которые давали и власть над думами, и доход. Жил широко – загородный дом, коллекция олдтаймеров – но щедро; любил друзей; жене при разводе оставил недвижимость, но главное – являл образец яростного, бескомпромиссного служения профессии, смысл которой не пропаганда, не обогащение, а поиск истины, хотя бы информационной.

Его ток-шоу было популярно, а он не давал спуска никому. Помню, кто-то из экспертов возопил о секретных документах, хранящихся в секретном архиве, и N. гюрзой вскинулся: «Какой организации принадлежит архив? Адрес можно узнать? Туда троллейбус какого маршрута идет?». Или в разговоре с Шойгу, когда Шойгу недовольно пробурчал: «Вам что, про меня все важно знать, от шнурков до макушки?» – «Да, именно так. Потому что профессия заставляет выяснять про публичных политиков все, от пальто до трусов». А на курсах Internews Мананы Асламазян, ныне разогнанных (там региональные журналисты учились у мэтров), когда какая-то девочка сказала, что если последует совету, то губернатор ее уволит, и как ей же быть? – N. взорвался: «Вешаться! Или уходить из журналистики! Служить губернатору – другая профессия!».

Для меня N. был образцом мужчины и журналиста. Но потом настали 2000-е, и я уж не знаю, что случилось, но N. замечен был в узком кругу в «Бочаровом ручье», а вскоре сменил риторику от служения обществу и профессии на служение государству и государю, любые замечания отметая: «Страна при Путине развивается ди-на-мич-но!». Когда же кто-то возразил, что при Гитлере Германия развивалась еще более динамично, при этом Гитлер, в отличие от Путина, строил автобаны, N. выгнал человека из дома.

Так что все плюсы это варианта очевидны: гармония личных и государственных интересов. Правда, имени N. – даже если я назову – не знает сегодня никто. Хотя он – я с изумлением узнал – чуть не каждый день на экране.

Это, кажется, сегодня такое поветрие.

Люди в возрасте от 35 до 50 лет если не строят, то активно готовятся к строительству автономного и экономного загородного дома, подчеркиваю: автономного и экономного. Означает это следующее. Площадь не более 150 метров, несколько спален, однако небольших, с возможностью отключать зимой отопление на втором этаже. Автономные системы снабжения (включая аварийный дизель), экономное отопление (включая дорогие в установке, зато дешевые в эксплуатации теплонасосы), вообще минимум наворотов при максимуме комфорта, и материал – не кирпич, а брус, щит или каркас с хорошей теплоизоляцией.

Это не просто мечта о даче или о загородной фазенде. То есть, конечно, и она, но – с элементами убежища на тот случай, если «что-то случится». Если здоровье не позволит работать так же активно. Если государство закошмарит твой бизнес. Если вышвырнут с наемной работы. Если упадет цена на нефть. Тогда можно сдать городское жилье и очень недорого и очень комфортно жить за городом. (По Бунину: что ж, камин затоплю, буду пить; хорошо бы собаку купить.)

Если в доме интернет и надежный «рамный» джип – вообще никаких проблем. Сплошные удовольствия, и пропади российская власть пропадом. В журналистской среде ходят рассказы о бывшем ответственном секретаре «Огонька» Владимире Глотове, переехавшим жить под Суздаль, где у него теперь дом над рекой, сосны, высаженные собственными руками, баня, компьютер и электронная связь со всем миром. Чувствует он себя отлично и пишет в свое удовольствие книги – в последней признался, что для счастья не хватает лишь ветряка.

Полной радости (не Глотова, а прочих страдальцев по эскапизму) мешает только цена строительства (три-пять миллионов) да память о том, что после 1917-го отсидеться на хуторах и усадьбах не удалось никому, причем погромили их даже не большевики, а соседи-крестьяне, мечтавшие о долгожданном общинном «черном переделе» и наконец получившие его.