Дмитрий Губин - Въездное & (Не)Выездное

Остается только обозначить мотор, делающий эту дробную жизнь возможной. Это – некондиционная недвижимость огромного по площади старого центра. Грубо говоря, ни одно из питерских дореволюционных зданий не соответствует нынешним СНИПам и ГОСТам. Говорить о нормах инсоляции в дворах-колодцах бессмысленно. Ни один нувориш, а тем более нуворишка и нуворашка, никогда не станет там жить. Но то, что плохо для них, замечательно для студентов, мелких предпринимателей, рестораторов, отельеров, магазиньеров и прочей городской рыбешки. Не заглядывает в коммунальную квартиру солнце? Но можно сделать ремонт, снабдить каждую комнату туалетом и душем – будет мини-отель. Не выгорает с отдельным туалетом? Можно устроить хостел с удобствами в коридоре. Не получается хостел? Откроем велосипедный магазин с мастерской: некондиционные квадратные метры замечательно ярко горят в огне творческих идей.

В России второго такого города просто нет. В Москве должны случиться разом кипрский кризис, чума и потоп, чтобы ее «красные» зоны, которые по зубам только большим деньгам, начали мало-помалу превращаться в нечто подобное лондонскому Камдену или берлинскому восточному Кройцбергу.

А в Питере – довольно азиатском по взаимоотношениям власти и горожан – идет совершенно европейская жизнь там, где горожане могут плевать на власть и договариваться друг с другом напрямую.

Так что приезжайте посмотреть.

Или переезжайте.

К упомянутой выставке Марата Гельмана Icons я имел некоторое отношение. Дело в том, что сначала Гельмана с этой выставкой в Петербург пригласили, а потом, испугавшись темы «художник и православие», приглашение отозвали, а впоследствии, когда разразился скандал, Гельмана снова пригласили – и на этот раз уже мои добрые знакомые, арендовавшие целый этаж конверсионного пространства «Ткачи». «Ткачи» – это бывшая ткацкая фабрика, с которой новый владелец, олигархическая группа, не знал, что делать. Ее стали сдавать кусочками разным дизайнерским магазинчикам, всяким организатором свободного времени, среди которых оказались и мои знакомые. Например, книготорговец Денис Бирюлин, интеллектуальный магазин которого с названием «Борхес» очень бывшую фабрику украсил. Но Бирюлин с друзьями шел дальше, он понимал, что фабрика оживет, только если туда будут приходить люди, а люди будут приходить, только если там найдется нечто интересное для них, нечто новое и меняющееся, – и вот тогда они придумали пригласить Гельмана, а прямо в залах выставки устраивать ежедневный лекторий Lectorium, чтобы прямо среди экспонатов читали-выступали историки, политики, писатели, градостроители, священники, вообще неординарные люди. А координатором лекций по уикендам пригласили меня. Ну, я и накоординировал – и Диму Быкова, и Николая Сванидзе, и Сергея Пархоменко, и Льва Лурье, и Андрея Архангельского, и Евгения Анисимова, и много кого.

Это было очень живое время. Потому что люди приходили на выставку и тут же, в залах с гигантским полотнами «библейского цикла» Дмитрия Врубеля, слушали Юрия Сапрыкина, а потом они покупали книги Даймонда в «Борхесе», пили кофе в кафе и стекали вниз по этажам с магазинчиками, где торговали ситибайками, смешными майками и гитарами Fender. Это было чудесное, прекрасное время, когда в одном месте оказывались все – и неосталинисты, и интеллектуалы-троцкисты, и поклонники Гельмана, и хулители Гельмана, и даже казаки, чесавшие репу, потому как пришли богомерзкую выставку громить, а богомерзкого найти не смогли. В общем, там была жизнь.

А потом даже не знаю, что и случилось – скорее всего, владельцы здания получили сигнал, что глубоко православное руководство Петербурга считает любые попытки интеллектуальных игр с православием делом порочным, и договор аренды с моими друзьями мгновенно и в одностороннем порядке разорвали.

И жизнь кончилась. И лекторий кончился. И книжный магазин. И выставки, которых был готов уже план на год. И большая разнообразная прекрасная толпа.

Это я к тому, насколько хрупка бывает многоукладная, яркая, сложная городская картина, певцом которой я являюсь.

Теги: Москва как закрытое от мира пространство. – Мир как супермаркет и мир как проститутка. – Москва как азиатский город.

Сегодняшняя Москва как столица опирается на одну идею – национальную. Избушка на курьих ножках и то устойчивее. Москва, в отличие от европейских столиц, не интернациональна. И, как следствие – провинциальна. Она хочет выглядеть Европой, но в итоге обазиатчивается.

Сейчас, когда лечу на Запад, то неизменно испытываю одно свежее чувство. В дополнение к прочим, охватывающим в Европе русского путешественника, – включая и то, что было подмечено еще в 1839-м Астольфом де Кюстином, описавшим разницу в выражениях лиц отъезжающих за границу русских – и возвращающихся обратно.

Мне трудно выразить это новое (лет 10 назад его не было) чувство одним словом, – но, в общем, это ощущение, что вырвался из мира замкнутого и самодостаточного в мир открытый и большой. На огромную планету, где пять обитаемых континентов, сотни стран и множество событий, в курсе которых хочет быть обитатель планеты. Неважно, какую газету я открою в аэропорту – Le Figaro или International Herald Tribune – но в обеих я прочту про беспорядки в Тунисе и в Кот-д’Ивуаре, про расследования в Штатах, про Польшу, про попытки «Хезболлы» низложить правительство Харири в Ливане, – и еще про массу всего, случающегося много где. И не только в «Геральд Трибьюн», которая «интернэйшнл», но и в абсолютно французской «Фигаро». Извольте: из первых шести полос – четыре отданы Тунису, Бельгии, Ливану, Нигеру, Гаити, убийству полицейских в северных кварталах Абиджана, и только две – Франции. Вот вы – вы укажете сходу на карте этот самый Абиджан?

Нет, я понимаю, что Тунис – бывшая французская колония, к нему во Франции отношение, как у нас к Молдавии, а Бельгия – это Евросоюз, на поезде до Брюсселя из Парижа час с мелочью, но так ведь и СССР претендовал на полмира! А вы давно читали репортажи из Каунаса? Вам показывают по ТВ, каких успехов достиг ресторанный бизнес в Эстонии? Вы, кстати, знаете, что от Таллина до Хельсинки под заливом собираются рыть тоннель?

Отсутствие в российских СМИ интереса к событиям в мире – это реакция на отсутствие интереса к событиям в мире у россиян. Оказалось, падение железного занавеса не обязательно провоцирует такой интерес. Особенно при росте заменившей занавес убежденности, что мир – это большой супермаркет, совмещенный с домом отдыха, и что вообще-то хваленые европейцы и американцы (не говоря уже про третий мир) – такие же дряни, как и мы, просто они более опытные лицемеры и лицедеи, и если мы перекроем им трубу, то у них все тут же рухнет. И вообще, пусть трепещут, потому что мы поднялись с колен.