Дмитрий Быков - Пушкинский лицей – русская педагогическая мечта

Вот пять фундаментальных направлений, по которым обучали в лицее: изящная словесность, музыка, атлетика и спорт, которые идут по разному разряду гармонического развития, математика и физика, история античная и российская и, конечно, право. Сперанский и его питомец Куницин полагали, что Россия закона пока не знала и именно история права и изучение всеобщего права поможет развитию России. История права, римское право, всеобщее право стало основой воспитания в лицее. Пушкин сохранил к Куницыну благоговейное уважение и пиетет, а когда вручал ему в 1834 году экземпляр «Истории Пугачева», надписал: «С преклонением и благодарностью».

Почему к Куницыну, которому в 1811 году всего 30 лет, было такое отношение? Он тем и замечателен, что в его манере преподавания, в его лекциях, в его разговорах с воспитанниками напрямую реализуется его собственная программа. Он демократичен, увлечен, свободен от прописей (учитель, говорящий без бумажки всегда вызывает уважение) и не требует, чтобы его конспектировали. Тем не менее, благодаря упорному, твердозадому, конспектирующему Корфу у нас есть почти полный курс лекций Куницына – доходчивых и политически-острых. В 1837 году их напечатали в России. Пушкин писал про Куницына,

Конечно, лицей не давал европейского воспитания. Лицей учил смотреть на жизнь не европейскими, а русскими глазами. Во многом это было предопределено войной с французами. Когда в 1812 году в лицее узнают, что Наполеон покинул Москву, возникает стихийный радостный праздник. Хотя накануне их даже планировали эвакуировать. И вот все ликуют, шлют приветствия двору. В это время мировоззрение Пушкина склоняется к русофобству. Вот удивительный парадокс: казалось бы, главным символом русофобии считался Чаадаев, но он-то как раз русофобом не был! Чаадаев искренне убежден, что в России просто еще не сформировалось национальное «я».

Пушкин пишет «Бородинскую годовщину» и «Клеветникам России», стихи, которые вызвали негодование в Москве (Вяземский говорил, что «долгими трудами должно заглаживать такое дикарство» – мол, мы должны мыслить по-европейски, быть европейцами, а не радоваться победе, как дикари). Но Чаадаев вдруг пишет Пушкину, что это лучшие его стихи, что «теперь Вы нашли свое предназначение, Вы – национальный поэт». Поэтому для Пушкина и для Чаадаева воспитание национального духа и есть основа воспитания. В России национального духа нет пока, а есть дух запрета и насилия. Но быть национальным поэтом – это и значит болеть бедами нации и приветствовать ее победы. Права была Ахматова, когда говорила «Вяземский в дневнике прошипел, а Пушкин на всю Россию сказал».

И, конечно, «Бородинская годовщина» и в особенности «Клеветникам России» – это выдающиеся тексты. Выдающиеся по силе убеждения. Пушкин в это время не сочувствует Польше, свободолюбию, заочно ссорится с Мицкевичем… Почему? Да потому, что пишет эти стихи в Царском селе, где он живет с молодой женой на даче Китаевой и вспоминает живейшим образом те восторги 1812 года! Как шли войска «за ратью рать», как они тогда им завидовали. Он видел и себя на службе! Поэтому Пушкин как бы извиняется в письме к Вяземскому: ну что Польша, это старые европейские дела, старый спор славян между собой… Истоки патриотизма Пушкина несомненно в Царском селе.

Скажу то, что никто не ожидает от меня услышать: нет ничего плохого в патриотическом воспитании, если оно осуществляется во время войны 1812 года, а не в духе бесед про русский квас и в духе шапкозакидательской идеологии, что мы лучше всех. Национальный дух необходим! И если этот дух сочетается с просвещением, как в лицее, то это прекрасно!

Лучшие лирические стихи написаны в России. Я считаю, что всего в России два великих стихотворения. Все остальные просто хорошие, а великих – два. Первое – это самый пронзительный пушкинский текст «19 октября», самый невероятный. Второе – «Рождественская звезда» Пастернака.

Вообще, Пушкин быстро менялся, быстро рос, и первые лицейские годовщины его не больно привлекали. Он вообще на них не бывал. Ссылки, череда увлечений – ему было не до этого.

На первых встречах, совершенно беспафосных, в протоколах бывшие лицеисты шутя называли себя «скотобратцы». В 1820 году, когда Александр сказал, что Пушкин наводнил Россию возмутительными стихами и надо бы его в Сибирь, считается, что его отмазал Энгельгардт. И вместо Сибири Пушкина выслали на юг. В 1825 году, не имея возможности приехать на встречу, Пушкин посылает вместо себя стихи, лучшие стихи, которые он когда-либо написал. Главное в настрое этих стихов – не выстроенные единственно точные рифмы («роняет лес багровый свой убор» и так далее), а мучительная тоска по лицейскому братству. Тому самому, которое они еще недавно называли «скотобратством». Когда они и ссорились и налетали на постоянные неприятности, говорили друг другу дерзости… Но они были спаяны высочайшей целью, предчувствием своей высокой судьбы, сознанием избранности, сверходаренности. Ведь из них растили гениев.

Есть фантастический рассказ, в котором по сюжету из талантливого мальчика хотели вырастить гениального поэта, поэтому не давали ему читать ничьих стихов. И когда этот ребенок увидел красоту осени, он воскликнул: «Роняет лес багряный свой убор». Ведь лучше сказать нельзя.

В этой замкнутой среде каждый из них достиг в своем роде совершенства! И даже Кюхельбекер, если не рассматривать его как гениального поэта (Тынянов-то рассматривает), то это гениальный трагический персонаж, Пьеро русской литературы. Ведь по-гегелевски не то прекрасно, что красиво, а то, что доведено до совершенства, до идеального логического предела. И в этом смысле Кюхельбекер был идеальным посмешищем. Все они достигли абсолютного совершенства на своих путях. Пущин, обожаемый всеми – идеальный рыцарь и лучший друг, Пушкин – лучший поэт, Матюшкин – лучший мореплаватель. И даже Корсаков, который прожил лишь 20 лет, тем не менее остался первым трубадуром, первым мастером авторской песни в России («пришел кудрявый наш певец»). И даже Мясоедов, по кличке Мясожоров, не пропускал у себя в Туле ни одного лицеиста, чтобы не задать обед в его честь, даже он гениален как пример гениального русского обжорства. Яковлев – идеальный паяц, для которого нет ничего святого – гениален в своем роде… Это сообщество гениев выращено в искусственной среде, но среде абсолютно идеальной. Вот по этому сообществу гениев томление и тоска Пушкина! Разлуку с этим он мучительно переживает. И с каким чувством мы это перечитываем: