Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

Вечером оказалось, что мы находимся в окружении. Пробыли всю ночь и день на заводе «Баррикады», но выйти оттуда возможности не было, потому, что куда ни пойдешь, противник везде установил свои станковые пулеметы и, кроме того, забрасывал гранатами. Немцы подходили к нам метров на пять. Мы применяли гранаты так же, как и бойцы. Вечером мы решили выйти с боем. Разведка доложила, что немцев очень большое количество, а нас было немного. Тогда пошли на хитрость. В одной из стен цехов пробили огромную дыру, и все мы вылезли в эту дыру и вышли без потерь. Вышли на берег Волги. Оказалось, что здесь уже первый батальон, который тоже потерял связь и вышел из окружения. Восстановили связь и к утру заняли оборону между «Баррикадами» и «Красным Октябрем».

Я 21 октября на берегу Волги была ранена и отправлена в медсанбат. Отправили сначала за 80 километров от госпиталя, но были слухи, что часть наша будет отходить; я боялась отстать от своей части и просто напросто убежала из госпиталя и пришла на КП. Меня в эту же ночь отправили, потому что оставлять меня никак нельзя было, так как у меня было сильное ранение в голову. Я была ранена прямым попаданием в блиндаж, и командир батальона Посылкин. Его тоже нельзя было оставлять.

Когда пошли в Сталинград, мы прошли 260 километров за трое суток. Этот путь мы замечательно прошли. Девушки всегда были с бойцами. Идешь, форсируешь реки. Бойцы часто стирали ноги. Мы им оказывали помощь. Благодарность почти каждый день получали девушки.

Прибыли в район станции Котлубань. Особенно запомнился первый день. В пять часов мы начали наступление. Здесь было две высоты: 143,8 и 154,2. До нас здесь было несколько дивизий, но ни одна из них не могла взять этой высоты. Это было 10 сентября. Непривычно, не знаешь. Что такое война – не представляешь себе. Немцы бросили в это время авиацию, начали бомбить наши позиции. Мы прошли одну высоту и спустились в лощину. Здесь появились первые раненые. Здесь сразу почувствовали. До этого, как-то не чувствовали, что действительно что-то серьезное, как будто бы на учении. Первый раненый был из роты ПТО. Я к нему быстро подскочила. У него все внутренности вывалились. Я вправила ему все внутрь и забинтовала. У нас была санитарная рота, метрах в 30‑ти от высоты, за которую мы дрались, и наш батальонный медпункт. Мы, девушки-ротные санитарки находились непосредственно с бойцами. Немец бросил всю свою артиллерию и самолеты сюда.

Мы только поднялись на холмик, был убит первым наш командир минометной роты Захарченко. 1‑й и 2‑й взвод прорвались вперед вместе с двумя нашими санитарками. Одна из нашего 3‑го батальона и одна из 9‑й роты.

Между бойцами затесался один автоматчик немецкий, переодетый в форму красноармейца. Когда идут бойцы, санитары, он не стреляет, как командир поднялся, он сразу бьет. Командир батальона Тарнюк, старший лейтенант, приказал мне пойти перевязать раненых и наблюдать, откуда раздаются выстрелы. Я проползала правее расположения 2‑го батальона и заметила, что с одной стороны строчит в нашу сторону автоматчик. Потом вижу, побежал красноармеец и через некоторое время автоматчик бьет с левой стороны. Я приблизительно засекла, где и откуда он бьет. Тут был раненый красноармеец 3‑го взвода. Я его послала пойти доложить. Сама осталась наблюдать за этим автоматчиком и красноармейцем. Пока он ходил, автоматчик исчез и забрался в танк, который находился метрах в 500 от лощины и преграждал путь нашим. Этот автоматчик вывел из строя командира 8‑й роты. Командование взял на себя командир моего взвода Ганченко. У нас половина взвода ушла туда, а здесь была целая полоса простреливаемая, через которую нельзя было пройти. Он дал приказание своим бойцам обойти этот танк и уничтожить автоматчика. Это приказание скоро было выполнено.

После этого боя у нас почти все батальонные девушки были представлены к наградам. Мне хочется рассказать о Соне Фатеевой, которая была ранена в этом бою. Она уроженка г. Тобольска. Такая высокая, здоровая. Бывало на занятиях, когда в Языковке еще были, придет какой-нибудь командир, она положит руку ему на плечо, он качается, падает. У нас ее очень уважали. Замечательная девушка, такая приветливая. Если увидит, что кто-нибудь унывает, сразу подымет дух.

С пяти часов вечера немец бомбил нашу лощину. Я решила пробраться через линию огня к своим. Пробралась. Там я узнала, что ранена санитарка Мотя Гурина. Немец там обстреливал минометами, а нас самолетами и минами тоже бил. Я добралась почти до последних окопов. Вижу, лежит девушка-санитарка. Подползаю, смотрю – Софья. Голова у нее перевязана. Оказывается, она ранена в голову, слепое ранение в череп. Ее перевязал наш старшина. С передовой линии ее отправили туда. Не знаю, как она пробралась через эту нейтральную полосу.

Я спрашиваю: «Софья, что с тобой?». Она: «Да вот, ранена. Много крови потеряла». Я говорю: «Тебе нужно отправиться в лощину». Она отвечает, – эти ее слова мне запомнились: «Я, – говорит, – знаю, там жизнь, но я туда не пойду». Я не стала приказывать, да и приказывать я не имела права.

Когда у нас вышел из строя командир батальона, командиром батальона стал бывший командир взвода 7‑й роты Посылкин. Мы с 1‑го сентября заняли оборонительные позиции. Оборонительные позиции занимали ночью и, видимо, подошли близко к немецким расположениям. Я была, Решетова Зина, Шуванова Аня и еще две девушки: Рощина и Архатова, охраняли наших командиров. Утром с рассветом мы услышали крики с немецкой стороны: «Хальт!» Выяснилось, что мы с трех сторон были окружены. Был только небольшой проход в нашу лощину, который обстреливался из танка и который занимали немецкие автоматчики. В этом полуокружении нам подмогу не могли никакую подбросить. Нас осталось человек 16, не больше. Находились мы здесь до 18‑го сентября. Два дня не получали ни пищи, ни воды. Раненых было очень много. Выносить их было нельзя. Мы их перевязывали. Во флягах у нас был неприкосновенный запас воды. Мы поили их этой водой, ухаживали за ними, прокопали окопчик. Кольцо постепенно сжималось. 17‑го сентября просили подкрепление, но нам его не дали. Командир полка приказал батальону стоять. Весь батальон стоял и не уходил.

Нам много пришлось поработать с бойцами. Среди бойцов было много таких, которые колебались и не были уверены в том, что мы выстоим. Мы проводили беседы с ними. Пролезешь в окоп и начинаешь им рассказывать о героических подвигах бойцов и командиров. Рассказывали о рядовом бойце Косых, который с пятью комсомольцами отбил атаку 60 немцев. Дело это было у нас в батальоне. Он подпустил немцев на 10 метров и стал их забрасывать гранатами. В это время застрочил пулемет с фланга. Он взял Ефимова, своего бойца, и пополз по-пластунски к тому окопу, откуда раздался выстрел. Подполз, кинул туда несколько гранат и крикнул: «Батальон, за мной!» Шесть человек батальона пошли. Он принес с собою два трофейных пулемета, большое количество винтовок и 30 пленных. Сейчас он отправлен на курсы старших лейтенантов. Награжден орденом «Красной Звезды». Приблизительно на таких примерах мы проводили беседы.