Николай Прокудин - Бой под Талуканом

Мы попытались робко возразить, что, мол, коллектив ждет, что приглашаем к себе…

– Ерунда! – рявкнул Роман. – Какой, к черту, коллектив! Там все попрятались по комнатам или сбежали, когда зам. по тылу с замполитом зашли разогнать этот бедлам. Сейчас кое-кто вернулся, но это уже не мероприятие. Да и потом, не для того мы тут пятнадцать минут вас караулим, чтобы вернуться с пустыми руками. Итак, марш за мной!

И в довершение своей тирады Ахматов схватил нас с Сережкой за руки и повел за собой, подавив последнее сопротивление, а Геннадий подхватил Бугрима, который нес бутылки.

Мы пришли в модуль к танкистам, где я оказался впервые за год службы, как-то не доводилось тут бывать. Довольно уютная комната комбата была перегорожена тремя шкафами и делилась на две части. В одной пили, а в другой спали. Там, где спали, храпел уже «готовый» замполит, а за столом сидели командир роты Скворцов и какая-то брюнетка. Довольно симпатичная, стройная девушка, правда, после стольких рюмок симпатичной показалась бы, наверное, любая.

– Знакомьтесь, мужики, это Элеонора, если кто не знаком, а это наши славные пехотинцы…

– А я их всех знаю, кроме вот этого лейтенанта, – ткнула она в меня пальцем.

– О, это замполит первой роты Ростовцев. Сейчас мы будем обмывать его орден. Правильно я говорю? Ты ведь сегодня виновник торжества? – больше утвердительно, чем вопросительно произнес комбат.

– Ага, – кивнул я головой и уставился на девушку.

– Наливать наливай, а на деваху мою не глазей, а то еще одну дырку в ней просверлишь, – громко рассмеялся комбат и похлопал меня по плечу.

– Разливай по бокалам полнее, не стесняйся. Тут все свои! Ик-ик… – пьяно заикал начальник штаба, сел за стол и отключился со стаканом в руке.

Оказывается, он все это время бродил на автопилоте. Делать нечего, я понял, что от танкистов отделаться «малой кровью» не получится и живыми они нас к своим уже не выпустят. Я быстро разлил коньяк по хрустальным французским стаканам, а затем Роман произнес:

– За братство по оружию, за пехоту, которой тут достается больше всех, ну и за тебя, замполит. До дна!

– Пей, пей до дна, до дна, – принялся подбадривать меня Скворцов, пресекая мою попытку не допить.

– Не оставляй зло, посуда должна быть пустой, а то не видать тебе больше наград! – И Ахматов ладонью прижал стакан за донышко к моим губам.

– Роман, постой, уже в глотку не лезет! – Я поперхнулся и закашлял.

– Нэ лизэ! Ты как в анекдоте про парубка в першую брачную ночь, – усмехнулся Бугрим.

– Рассказывай, – распорядился Роман.

– Парубок женился, а шо з молодой жинкой делать, не знает, – начал рассказ Виктор. – Приходит к папане и говорит: «Тату, шо з ней робить и как?» Отец отвечает: «Сынку, все будэ нормально. Погладь невесту, поцелуй, и пойдет как по маслу». Проходит час, прибегает сынок, весь взъерошенный и перепуганный: «Тату, шо робыть – нэ лизэ ну ни як!» Отец его успокаивает: «Не волнуйся, кажи, щоб помогла!» Проходит еще час. Вновь сын примчался и будит отца: «Ой тату, нэ лизэ, ну никак!» Отец опять успокаивает: «Пойди в сени там крынка пятилитровая со сметаной, возьми с собой, помакнешь – поможет». Парубок убег, еще через час возвращается, потный, усталый, и с порога орет благим матом: «Батька, не лизэ, ну ни как нэ лизэ!» Отец удивленно спрашивает: «И со сметанкой?» – «Ни, тату, в крынку к сметанке ни как нэ лизе!» Ха-ха-ха! Так и ты – не лезет! Как это коньяк не лезет! Сделай над собой усилие, постарайся!

– Ха-ха-ха, – засмеялись те из сидящих за столом, кто еще немного соображал.

– Второй тост – за милых дам! Пусть они среди нас в единственном экземпляре, но зато каком! – произнес комбат второй тост на правах хозяина и старшего.

– Предлагаю выпить за друзей танкистов! – произнес Бугрим и взялся за очередную бутылку.

– П-попрошу помедленнее, – вымолвил я чуть слышно, выпил, и комната поплыла перед глазами.

– Эх, совсем еще зеленый! Нужно Василию Ивановичу сказать, чтоб тренировал! – услышал я сквозь густую пелену алкоголя, окутавшего мозг, голос Романа и отключился на полчасика.

По истечении пары часов, когда время перевалило далеко за полночь, мы все довольно крепко набрались. Я давно очнулся и возобновил участие в торжестве. Вернее, меня насильно разбудили и заставили продолжить. Музыка орала во всю мощь, Скворцов размахивал саблей, комбат обнимал и целовал девицу, остальные танкисты спали, сидя за столом, а мы втроем спорили до хрипоты, почему подорвался Сережка: из-за глупости, судьба такая или просто несчастный случай.

Вдруг Элька вырвалась из рук комбата и, смахнув пустую посуду со стола, вскочила на него и зашлась в энергичном танце, при этом медленно раздеваясь. Вначале в угол комнаты полетела футболка, затем юбка. Когда очередь дошла до бюстгальтера, комбат заорал:

– Все, стоп! Пьянка окончена! Пошли все по домам! Элеонора, не смей снимать трусы! Выключите кто-нибудь эту проклятую музыку! – рявкнул комбат и стащил за руку с «подиума» девицу, стягивающую с себя трусы. – Элька, марш в койку!

– Не умер бы комбат от перенапряжения, загоняет она его, – сказал я, смеясь, на выходе из комнаты.

– Не загоняет, он во всем меру знает, – ответил Женька Скворцов, мы разбрелись по своим «берлогам».

Первые лучи солнца (а может, и не первые), пробившиеся сквозь фольгу светомаскировки, ударили в глаза и бесцеремонно разбудили. Эта фольга не очень хорошо держит свет, все же когда-то она была мешками для упаковки трупов, а потом переместилась на окна. Нужно бы новой заменить.

Голова гудела так, как будто ею всю ночь стучали в большой церковный колокол. Во рту творилось что-то ужасное. Все ж трезвость гораздо лучше пьянства, прав Михаил Сергеевич!!! Впервые за год, с момента прощания с дружками-собутыльниками в Теджене, со мной такое. Коньяк-водка, коньяк-водка – гремучая смесь получилась. Рука нащупала стоящую в тумбочке банку «Si-Si». Пж-х-хр! Крышка вскрыта, и освежающий напиток тремя глотками исчез в глубокой, бездонной яме желудка.

Не помогло! Пришлось достать еще и бутылку «Боржоми». Открыв крышку о край тумбочки, я отпил граммов двести и тупо уставился в сторону висевшего на стуле х/б. Над карманом виднелась свежая просверленная дырочка для ордена, но самой Красной Звезды там не наблюдалось!

Вот черт! А ведь был орден! Два раза его облизывал вчера. Я, тяжело кряхтя, встал с кровати и поднял валявшиеся на полу брюки. И в карманах было пусто. Помню точно, что после тоста я его положил в карман! Выпил с танкистами, достал из стакана и сунул в брюки. Стоп, может быть, в куртке х/б? Нет, после тщательного осмотра всех карманов – ничего.

Пропал! Ни на кровати, ни под кроватью, ни под стулом, ни в тумбочке, ни за тумбочкой, ни в туфлях. Нет нигде. Что ж, пойдем, напрягая память, мысленно от кровати к комнате комбата, хотя я шел на автопилоте, но путь возвращения помню более-менее отчетливо.