Николай Прокудин - Конвейер смерти

– А если обидишься, то я буду тебя воспитывать, помогу замполиту, – угрожающе пообещал вклинившийся в разговор Бодунов, поднося пудовый кулак к носу Тимофея.

– Воспитатели хреновы! – обиделся техник. – Когда загубите какой-нибудь агрегат, сами его и чините. – Отвозмущавшись, прапорщик забрался на броню и уехал.

По широкому двору бродили куры, роясь в пыли и навозе, а в двадцати шагах, спрятавшись за кучей мусора, лежал сержант Постников и тщательно целился.

– Бах! – И одна из кур, громко кудахтая, с перебитой лапой упала на землю.

– Бах! – Вторая запрыгала с перебитой ножкой.

– Бах! – Третьей курице пуля попала в голову, разнесла ее, и туловище, пробежав шагов пять, упало замертво.

Остальные птицы, хлопая крыльями, разбежались кто куда.

– Ну вот, на жаркое мясо закуплено! – обрадованно воскликнул Бодунов. – Сейчас отдам Зибоеву, пусть готовит. Смотри, лейтенант, какого я замечательного снайпера вырастил! Из пулемета стреляет, как на скрипке играет!

– Ты сравнил. Еще скажи, Николо Паганини! Пулеметно-скрипичных дел мастер, – усмехнулся я.

– Да! Мастер. Любую мишень покажи в наших джунглях, он тебе ее из «Утеса» в клочья разнесет! Талант!

– Нужно будет его натаскать, чтоб солдатами командовал и твоим замом сделать. А Мурзаилову следует звание присвоить и отправить сержантом во второй взвод. Пусть в чувство приводит исламское братство, – размышлял я вслух.

– Узбеки взвоют. У него не забалуешь. Кулачища-то, как у молотобойца и шуток не понимает, – улыбнулся Бодунов. – Они шелковыми вмиг станут!

– Не жалко будет отдавать?

– Нет! Хороших бойцов растить и выдвигать не жалко, да у меня и остальные как на подбор. Орлы! Гвардейцы!

Доломав придорожные кишлаки, заминировав кяризы и подорвав подозрительные развалины, взвода и роты теперь выползали на шоссе.

Жмущиеся к обочине афганцы с ужасом смотрели на результаты нашего вторжения в зеленку. Они тревожно переговаривались между собой, видимо, переживали. Детишки шумно возились в пыли, а женщины, закутанные в одежды с головы до пят, безмолвно сидели застывшими разноцветными столбиками. Паранджа на лице, тюк с вещами на голове, другой тюк в ногах. Рабыни… Конечно, в понимании цивилизованного человека. Однако вот пришли цивилизованные люди и разрушили их родные трущобы…

Операция закончилась успешно. Потерь нет. Теперь домой! Мыться, бриться, читать письма, возможно, целую неделю спать в чистой постели. До новых боевых.

К нашей колонне техники подошел батальон союзников, и афганский офицер спросил разрешения добраться до дороги вместе с нами. Ахматов и Губин посовещались, решили подбросить союзников. Жалко, что ли? Пусть едут. Главное, чтоб не сперли чего-нибудь!

Афганцы, весело болтая, забирались на технику, облепив броню как саранча. Вначале «сарбос» забрасывал торбу с вещами, мешок, чайник или какую-нибудь коробку, а затем влезал с помощью товарищей в кузов и бегал по машине в поисках удобного места. Ну, точно насекомые! Одеты они были кто во что горазд. В куртки, в шинели, в бушлаты. У одного на голове чалма (это сикх), у другого – кепка, у третьего – картуз, у отдельных избранных – каски. На ногах обувка от сапог до драных тапочек и калош.

Больше всего пассажиров уселось на головной танк комбата. Роман Романыч весело покрикивал на разношерстное воинство, призывая быстрее успокоиться. За телами «царандоевцев» было не видно брони танка. В конце концов аборигены разместились и выжидающе поглядывали на нас, надеясь на комфортабельную доставку к своим грузовикам у дороги.

Тронулись. Путь не близкий. До армейского лагеря километров тридцать, поэтому ехать лучше, чем топать на солнцепеке.

Колонна миновала подъем, спустилась вниз к пересохшему руслу реки, вновь поднялась на вершину холма. Предстоял длинный, довольно крутой спуск. Механик, собираясь переключиться на пониженную передачу, поставил танк на нейтралку. Что-то заело в коробке передач, и маневр у него не получился.

Танкист делал перегазовку, двигатель громко ревел, а машина стремительно катилась под гору на холостом ходу. Коробка передач скрежетала, но солдату никак не удавалось включить скорость. Молодой водитель, видимо, растерялся и испугался. Танк подбрасывало на ухабах, гусеницы громко колотились по грунту и камням, броня тряслась и вибрировала. «Царандоевцы» вначале притихли, а затем запаниковали. Они громко заверещали и принялись спрыгивать на обочину, кувыркаясь при падении.

Танк, бешено стуча траками и теряя пехоту, опустился на дно оврага и начал по инерции закатываться на следующий подъем. Сидевшие на корме афганцы, видя, что скорость снизилась, спрыгнули назад в колею. Двигатель танка заглох, и машина, поднявшись до критической точки инерции, покатилась обратно, давя на своем пути афганских «сарбосов». Когда танк замер на дороге, то по пути его следования остались лежать с десяток раздавленных тел и по обочинам еще множество травмированных. В воздухе стоял гул от проклятий, воплей и хрипов раненых.

Я бросился к замершему в пыли старлею Шведову. Голова Игорька была залита кровью, посеревшее лицо перепачкано рыжей пылью. Он лежал без движения, закатив глаза. Сероиван вколол ему ампулу промедола, разрезал гимнастерку, ощупал голову, руки, ноги.

– Плохо дело! – вздохнул медик-прапорщик. – Голова разбита и, похоже, позвоночник поврежден. Бедняга Игорь, не везет так не везет. Опять сломался!

Тем временем наши санинструкторы оказывали помощь афганцам, которые становились с каждой минутой все более агрессивными. Некоторые направили на нас оружие и принялись клацать затворами. Кто-то бросился к механику, желая с ним расправиться.

Афганские офицеры начали отталкивать солдат от танка, мы решили вступиться за своего парнишку. В один момент автоматы оказались направлены друг на друга. Уже нет у афганцев дружеских взглядов и улыбок. Только ненависть с их стороны, а с нашей – досада на случившееся. И горечь. Что сказать? Несчастный случай. Нелепость. Пыл «царандоевцев» охладили направленные на них пушки и наше численное превосходство. Снять напряженность и не допустить перестрелки помогли только уговоры Арамова и Мурзаилова на фарси. Хорошо, что у нас много таджиков, знающих фарси! Баха Арамов успокаивал и растаскивал в разные стороны наших солдат и «сарбосов», громко орал на аборигенов, переговаривался с афганскими командирами.

Кровавое шевелящееся человеческое месиво постепенно затихало. Люди умирали один за другим. И афганцев, и наших мы выносили совместными усилиями. Наконец афганцы, ругаясь, построились в стороне от дороги и уныло побрели пешком к шоссе. С нами ехать дальше они не пожелали. Столкновение удалось предотвратить, но вспыхнувшую неприязнь вмиг не погасишь. А как дружно мы недавно ехали! Мирно переговаривались и улыбались друг другу, всего полчаса назад…