Николай Прокудин - Конвейер смерти

От его неожиданного вопроса я опешил и смутился:

– Мне рано быть капитаном. Я лишь полгода назад был лейтенантом.

– Рано, говоришь? Воевать не рано? Героем становиться не рано?

– Ну, это другое дело, – вздохнул я, испытывая неловкость от таких слов.

– Если мы тебя назначили заместителем комбата, значит, солиднее быть капитаном. Не дело, что у старшего лейтенанта в подчинении несколько капитанов. – Он оглянулся на замполита полка и поманил его пальцем: – Завтра подготовить документы к званию «капитан». Досрочно!

– Нет, – глядя в сторону, промямлил Золотарев. – Пусть переделает все стенды в ленкомнатах, а после подумаем.

– Молчать! – взвизгнул полковник Севостьянов. – Я сказал представить документы! Это приказ! А с вами я разберусь отдельно! Иди, Ростовцев, работай.

Я отошел в сторонку, но даже издали были слышны громкие вопли:

– Алкаш! Сниму с должности!

– Тогда хрен тебе, а не академия ГШ! – взвизгнул Золотарев. – Я найду на вас управу!

Севостьянов топал ногами, что-то еще долго орал, а я почел за благо быстро удалиться.

Полковник уехал, а Золотарев сказал, что в течение месяца надо переписать плакаты и лишь потом вернуться к вопросу о звании. Он подумает. Вместо писанины мы отправились в рейд, затем в другой, третий, а нового звания так и не было. Не проявил, как говорится, настойчивости.

На дороге среди бела дня два бойца остановили барбухайку и затеяли обыск. Нашли металлическую шкатулку с афгани. Денег оказалось около миллиона. Солдаты под дулами автоматов и наведенной пушки изъяли ящик и прогнали афганцев. Хорошо, не расстреляли! Аборигены умчались в Джелалабад за поддержкой. Как оказалось, они везли казну племени в Кабул и не ожидали такого поворота дела. Местное руководство вышло на командование батальона, а спецслужбы на особиста батальона. Тот доложил о происшествии начальству в полк.

Афганцы умоляли вернуть деньги. Пусть даже не полностью. Четверть, мол, возьмите себе, но возвратите хотя бы остальное! Комбат прибыл на заставу, перевернул все вверх дном, вытряхнул даже прапорщика из штанов и трусов. Нашли все денежки до последнего афгани. Кочевники, обрадовавшись, забрали деньги, а четверть миллиона в качестве благодарности оставили у наших. Деньги упаковали и направили прапорщика в полк сдать под отчет начфину. Для работы разведки с агентурой и местным населением.

Но молодой прапор несколько скорректировал маршрут. Он заехал в дукан, купил сувениры, шмотки, коробку водки и коньяка, ящик фруктов и овощей, прочей зелени и отправился в женский модуль. Бронетранспортер с солдатами спрятал на позициях охранения. Прапорщик нашел свою землячку Ленку-«ногтегрызку» и устроил бурную оргию, запершись с ней в комнате.

Комбат позвонил в полк и уточнил прибытие денежной посылки. Посылка не прибыла! В полку начался переполох. Пропал БТР, прапорщик и два солдата! Разведвзвод батальона подняли по тревоге и отправили по пути следования прапора и сотоварищей. Следов сгоревшей машины не было, а на крайней заставе у въезда в город сообщили о том, что броня выехала в Кабул. Обыскали весь путь возможного маршрута – улицы пусты. В комендатуре никого не задерживали, афганские спецслужбы об убитых или взятых в плен советских военных не знали. Пропали! Канули в неизвестность. Командир полка нервничал и пребывал в растерянности. Полк на боевых, что делать? Обращаться к руководству, чтобы вернуть наш батальон из рейда для поисков пропавших, или еще подождать? Проблема разрешилась сама собой. У солдат кончились продукты, и они, закрыв машину, пошли в столовую, где попались на глаза офицеру из своей роты.

– Стоять! Негодяи! Вы откуда? – прорычал взводный.

– Мы? Мы из оврага. БТР в овраге стоит. Есть хотим, оголодали. Сухпай кончился, а Сергеич потерялся и не приходит.

– А где он был? – воскликнул лейтенант.

– Хрен его знает! – развел руками водитель. – Он к бабам отправился. Обещал утром вернуться, но не возвратился.

Таким образом, участок поисков сократился до одного модуля. Штабные открыли комнаты, выстроили женщин у асфальтированной дорожки. Не открылась только одна дверь. Ленки среди женщин не было, а в закрытом помещении стояла настороженная тишина и лишь изредка раздавались шорохи.

Начхим выбил дверь ногой. Картина была живописной! Огрызки, окурки, бутылки, банки, банановая кожура, стаканы, презервативы. Все беспорядочно валялось на полу. Стол был завален недоеденными яствами и недопитыми поллитровками. В койке копошилась обнаженная парочка, которая не обращала ровно никакого внимания на вошедших. Этот дуэт был уже просто не в состоянии осмысливать реальность происходящего из-за обильного пьянства и нескончаемого совокупления. Обессилевшего прапорщика, не способного к передвижению, отнесли на гауптвахту. Девицу заперли в комнате и приставили к двери караульного. Утром в камере начался допрос.

На вопрос командира: «Где деньги?» – прапорщик, потупив глаза в пол, ответил:

– У Ленки.

Замполит охнул:

– Все?!

– Угу! – подтвердил прапорщик.

– Сильна! Ну, дает девка! – восхитился начальник особого отдела.

– Да уж, дает и еще как дает, – согласился Золотарев и тотчас распорядился: – А ну, сюда ее! И пусть спрятанные афгани несет.

Ленка явилась опухшая, с помятым лицом и сильным запахом перегара, но с пустыми руками.

– Лена! Где денежки? – вкрадчиво спросил замполит.

– Все там же, не буду говорить грубо где! В том самом месте!

– Лена! Верни деньги! Они не твои! – продолжал настойчиво уговаривать Золотарев.

– Не отдам! – взвизгнула девица. – Я их честно заработала! Неделю пахала под этим жеребцом! Из сил выбилась. Не отдам, хоть расстреливайте. Можете выслать домой за аморалку. Я за год такую зарплату не получу!

– И вышлем! – пообещал особист полка. – Вышлем за проституцию и хищение денег. Эти афгани принадлежат полку! Обыщем перед отъездом и конфискуем. Возвращай по-хорошему!

Ленка разрыдалась, впала в истерику, но, поплакав полчаса, смирилась с неизбежностью утраты внезапно приобретенного состояния. Золотарев великодушно разрешил оставить подарки. Забрали только афгани. Девушку отпустили заливать горе водкой. Прапорщика через неделю выпустили из гауптвахты и вернули на горную заставу. Народ смеялся: мол, одно радовать должно обоих – получили массу удовольствия.

Что стало с «пайсой» далее – история умалчивает. Дошла хотя бы часть денег для работы с агентурой по адресу – неизвестно. Но Золотарев и главный особист не просыхали месяц, в результате чего очутились в реанимации. Началась белая горячка.

Опять очередная нелепая жертва войны! Мы возвращались в полк после рейда в районе Мирбочакота. Боевые действия прошли без потерь. Как всегда, броня была облеплена солдатами. Муталибов сидел в башне и нечаянно или из любопытства щелкнул тумблером на каком-то пульте (БМП новая, только с завода). Сержант услышал сверху хлопок и какие-то вопли. Он выглянул из люка и остолбенел. Авлеев правой рукой держался за обрывок левого рукава, из которого хлестала кровь, заливая броню. Руки до плеча просто не было. Из обрывков рукава торчала обломленная кость и свисали клочья кожи, жилы и мясо. Мандресов с трудом перетянул жгутом предплечье, пережал артерии. На попутке довезли парня до инфекционного госпиталя, благо он был рядом. Спасли.