Владлен Измозик - «Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века

Материалы перлюстрации после Крымской войны подтверждают нарастание недовольства существующей системой среди правящей элиты и ожидание ею серьезных реформ. При этом критика звучала из разных идеологических лагерей. В 1857 году тайный советник В. Скрипицын жаловался из‐за границы своему знакомому, генерал-губернатору Восточной Сибири Н.Н. Муравьеву-Амурскому, на существующий порядок вещей и выражал надежду, что железные дороги и пар образуют русских гражданами, а Россию – государством и что она перестанет быть «кочующим казачьим лагерем, где меч – единственная власть, а воля каждого сотника – закон» 1330. В сентябре 1858 года была сделана очень подробная выписка из письма К.П. Победоносцева из Москвы своему приятелю С.М. Сахарову в Петербург. Будущий обер-прокурор Синода с возмущением рассказывал о злоупотреблениях чиновника 7‐го департамента Сената в Москве Глаголева, который старался с помощью связей и взяток помешать сироте – племяннице тамбовского помещика Трояновского получить законную долю наследства. Особое внимание непрошеных читателей привлекла фраза о том, что в канцелярии обер-прокурора Синода Д.И. Толстого, куда стараниями Глаголева посылалось дело, из него была вырезана жалоба несчастной девушки. К выписке прилагалась справка на К.П. Победоносцева и С.М. Сахарова 1331.

Неудовольствие верховной власти могли вызвать какие‐то высказывания и людей вполне благонамеренных. Ознакомившись с перлюстрацией письма директора Училища правоведения А.П. Языкова приятелю, секретному агенту русского правительства в Берлине Л. Шнейдеру, от 30 сентября 1858 года, Александр II выразил неудовольствие в связи со следующим местом: «Никогда еще Россия не обнаруживала такого сильного стремления к переменам, как ныне; влияние “Колокола” растет с каждым номером и читают его везде. Тут не помогает никакая китайская стена, чтобы не впустить его в Россию; именно потому, что он так строго запрещен, всякий желает прочесть его, а так как он печатается на родном языке нашем, то действие его сильно и повсеместно». Император сделал надпись: «Очень нужно Языкову писать обо всем этом Шнейдеру» 1332. 22 сентября 1861 года будущий начальник Главного управления по делам печати в 1883–1896 годах Е.М. Феоктистов делился с князем Н.А. Орловым:

Правительственные стеснения положительно становятся невыносимыми. Нельзя скрывать, что неудовольствие господствует всюду, и весьма сильное. В обществе только и слышатся разговоры о необходимости подать правительству адрес с тысячами подписей, в котором были бы изложены требования либеральной партии. Эти требования состоят в свободе печати, гласном судопроизводстве, отмене телесных наказаний и обнародовании бюджета. Большинство просвещенного общества принадлежит к этой либеральной партии. Да, впрочем, что я говорю – либеральной партии! Вернее, требования всего просвещенного дворянства, всех сколько‐нибудь просвещенных людей! 1333

В 1866 году регулярно читались письма некоего А. Ефремова из Петербурга. Например, 7 августа он писал М.Н. Головину в Москву о предполагаемом расширении власти губернаторов в таких словах: «Пройдет столетие, и потомство не поверит, что под управлением добрейшего из царей было проявлено так много деспотизма и своеволия ближайшими к нему администраторами» 1334.

В конце 1850‐х годов, в годы подготовки крестьянской реформы, перлюстрация фиксировала повышенное внимание к этой проблеме. В переписке мощно звучал голос консервативного дворянства, пугавшего верховную власть грядущей катастрофой. Вот лишь некоторые из выписок. М. Позен из Полтавской губернии 8 августа 1858 года сообщал: «Здесь пока нет еще важных беспорядков, но волнение весьма заметно <���…> Сомнительно, чтобы порядок удержался, если не будут употреблены самые энергичные меры к обузданию своеволия крестьян». С. Мосолов из Борисполя 23 сентября 1858 года: «Здешний край наполовину уже в бунте: послушания нет, работы едва идут… скоро свершится желаемое правительством восстание». Дмитрий Поливанов из Владимира-на-Клязьме своей сестре 22 августа 1860 года: «Народ явно не желает повиноваться дворянству! <���…> Все мы пойдем с кошелями, т. е. те у которых останутся целы головы». Помещик Полтавской губернии П. Цертелев 27 декабря 1860 года: «В будущем предстоит грабеж, наверное, не знаю, будет ли он всеобщий, но в нескольких имениях у нас его ждут после нового года». М. Нор из Владимира: «Я подозреваю, что правительство само желает выпустить дворянскую кровь» 1335.

Одной из тем конца 1850‐х – начала 1860‐х годов, отслеживаемых чиновниками «черных кабинетов», была деятельность А.И. Герцена и отношение к нему в российском обществе. Кстати, заметим, что распоряжение Николая I в июне 1848 года «немедленно возвратить Герцена на родину» появилось в результате перлюстрации письма С.Я. Львова-Львицкого (двоюродный брат Герцена, знаменитый фотограф) из Парижа А.В. Поленову. В письме была фраза: «Мне горько, но становится еще грустнее, когда увижу Герцена, который опять прикатил сюда, вероятно привлеченный революцией…» 1336. С этого момента личность Герцена многие годы неизменно отслеживалась секретными службами, в том числе и путем перлюстрации. В конце 1850‐х – начале 1860‐х годов значительная часть писем была благожелательна по отношению к Герцену. Приветствовался обличительный характер его изданий: «Один только “Колокол” звучит правдою, не взирая ни на какое лицо», «Где только существуют искандеровские издания, там мало верят в святость и непогрешимость жителей Зимнего дворца». Отмечалось распространение его изданий в России, его влияние на молодежь: «Яд Герцена вторгся в здешнюю семинарию».

Вместе с тем сердце самого высокопоставленного читателя этих выписок не могли не радовать такие высказывания: «Это какой‐то пьяный террорист, Марат в пальто, в котором слепое озлобление на помещичью власть заглушило и разум, и совесть», «Он кричит из‐за морей в нашу благоустроенную Россию: крови! крови! и дурни… становятся в ряды недовольных, потому только, что Искандеру так угодно было», «…подлец Искандер, ругает наше правительство… взывает к топору, потому что сам… живет в безопасности за морем, а не скажет, а как же делать‐то лучше. <���…> всякий благомыслящий человек должен видеть в нем врага своего Отечества, может быть даже низкого наемщика англичан, одним словом, человека, который по ненависти или по найму желает возмутить свою родину». Естественно, что на некоторых из подобных писем имеются пометки Александра II: «Весьма благонамеренное письмо», «Хорошо, если бы побольше так думали!» 1337

В последующие десятилетия перлюстрировалась корреспонденция М.Е. Салтыкова-Щедрина и Л.Н. Толстого. Например, 7 января 1883 года на выписке из письма известного врача и общественного деятеля Н.А. Белоголового Салтыкову-Щедрину была сделана надпись: «Белоголовый – весьма подозрительная личность». В сентябре 1895 года А.Д. Фомин отправил директору ДП Н.Н. Сабурову подлинник письма лютерано-армянского пастора А. Амирханьянца Л.Н. Толстому 1338. При Николае II, как вспоминал вице-директор и директор ДП А.Т. Васильев, «в течение некоторого времени все письма Льва Толстого вскрывались и фотографировались цензором, а некоторые из его посланий, в которых Толстой выражал свои антивоенные взгляды, были представлены на рассмотрение Императору» 1339.