Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

Это было неприятно, но не страшно. После пурги на подветренной стороне хижины и скал, под которыми она стоит, останется рыхлый снег. Им-то мы и воспользуемся, чтобы получше изолировать наш дом от превратностей погоды. С большим трудом разожгли мы ворваньевую печь, но, разгоревшись, она выплюнула кусок кипящего жира прямо в глаз Биллу. Всю ночь он пролежал без сна, не в силах сдержать стоны; впоследствии он говорил нам, что опасался вообще потерять глаз. Кое-как сварили еду, и Бёрди ещё некоторое время топил печь, но это жилище, как ни старайся, было не нагреть. Я вышел наружу, натянул зелёный брезент, служивший крышей, на дверь, до самых камней, подоткнул его под них и навалил сверху побольше снега. Задувать стало гораздо меньше.

В жизни на удивление часто глупцы и святые ведут себя одинаково, и я никак не могу решить, кем были мы в это зимнее путешествие. Ни разу никто не произнёс ни одного сердитого слова; однажды только я услышал нетерпеливые нотки в голосе Билла (в тот самый день, когда я никак не мог втащить его с пингвиньего гнездовья на скалу); никто не жаловался, если не считать невольной жалобой стоны Билла, но ведь на его месте иной бы взвыл. « Я полагаю, что хуже, чем вчера, уже не будет », — для Билла это было очень сильно сказано. « Я ненадолго вышел из строя », — написал он в отчёте Скотту. Наше путешествие было испытанием на выносливость при совершенно уникальных обстоятельствах, и эти два человека, нёсшие на своих плечах всё бремя ответственности — я-то ведь не отвечал ни за что, — проявляли неизменно то единственное качество, которое является верным залогом успеха: самообладание {105} .

На следующий день, то есть 21 июля, мы прежде всего бросились затыкать щели между твёрдыми снежными глыбами свежевыпавшим снегом. Увы, его оказалось до слёз мало, но всё же по окончании операции в стенах не осталось щелей.

Чтобы защитить крышу от порывов ветра, вырубили и наложили на брезент несколько плоских слежавшихся глыб снега, прижав его таким образом к несущей балке, в роли которой выступали сани. Кроме того, мы перенесли палатку к двери иглу. Теперь оба наши жилища стояли на высоте 800 или 900 футов на склоне Террора, под защитой скальных отрогов.

Здесь гора за нашей спиной обрывается к Барьеру, откуда несутся метели. Склон перед нами, уходивший на милю или больше вниз к ледяным утёсам, был так чисто выметен ветрами, что для ходьбы по нему приходилось надевать кошки.

Палатка в основном находилась под защитой иглу, только её верхушка возвышалась над крышей, да сбоку выступал край.

В эту ночь мы перенесли основную часть снаряжения в палатку и растопили печь. Я всегда испытывал к ней недоверие: опасался, что она может вспыхнуть и поджечь палатку.

Но она горела ярким пламенем и давала много тепла, которое удерживалось благодаря внутренней палатке.

Если не думать о режиме, который мы всё равно никогда не соблюдали, было совершенно безразлично, начинать ли размораживать спальные мешки в 4 часа утра или в 4 часа дня.

Мне кажется, в ту пятницу мы легли спать днём, оставив в палатке финнеско, львиную долю припасов провизии, мешок Боуэрса с личными вещами и множество других предметов.

Скорее всего, мы оставили там и ворваньевую печь, потому что наивно было даже пытаться нагреть иглу. Брезентовый пол от палатки лежал в доме, под спальными мешками.

« Всё пойдёт на лад », — сказал Билл. Собственно говоря, у нас были основания благодарить судьбу. Вряд ли кто-нибудь сумел бы построить лучшую хижину из затвердевшего снега и камней; постепенно мы улучшим её теплоизоляцию. Ворваньевая печь на ходу, топливо для неё припасено; мы нашли дорогу к пингвинам, у нас есть три целых яйца, правда замороженных (те два, что находились в моей рукавице, разбились, когда я, ничего без очков не видя, упал). А кроме того, сумеречный свет, испускаемый солнцем из-за горизонта, с каждым днём держится всё дольше.

С другой стороны, наш поход уже длится в два раза дольше, чем все предыдущие весенние вылазки. Их участники шли при дневном свете, а наш верный спутник — темнота; они никогда не испытывали таких морозов, даже близких к ним, редко работали в такой трудной местности. По-настоящему выспаться нам удалось всего один раз примерно месяц назад, когда в метель температура повысилась, и тепло наших тел превратило в воду лёд в спальных мешках и на одежде.

Нервная нагрузка огромная. Мы безусловно ослабели. У нас осталось чуть больше одного бачка керосина на обратный путь, а мы знаем, что нас ждёт при переходе через Барьер: условия, почти невыносимые даже для людей со свежими силами и новеньким снаряжением в хорошем состоянии.

Итак, с полчаса или чуть больше у нас ушло на то, чтобы влезть в спальные мешки. С севера надвигались перистые облака, застившие звёзды, на юге хмурилось и ложился туман, но в темноте так трудно судить о предстоящей погоде. Ветер был слабый, температура воздуха -20° [-29 °C]. Мы не испытывали особого беспокойства: палатку ведь вкопали на совесть, да к тому же её удерживали наваленные на борта для пущей безопасности камни и сани. Стены нашей иглу не могла бы поколебать никакая сила на земле, да и за брезентовую крышу, окружённую чуть ли не крепостным валом и старательно закреплённую, мы были совершенно спокойны.

« Всё пойдёт на лад », — сказал Билл.

Не знаю, в котором часу я проснулся. Было безветренно, стояла та тишина, которая, в зависимости от обстоятельств, может быть или умиротворяющей, или грозной. Затем всхлипнул порыв ветра, и опять всё стихло. Прошло десять минут, и задуло с такой силой, словно мир бился в истерике. Казалось, землю рвёт в клочья — такой стоял невообразимый грохот.

« Билл, Билл, палатку унесло! » — услышал я голос Боуэрса, кричавшего нам из-за двери. Утренние потрясения всегда самые тяжёлые: в наших ещё не совсем очнувшихся ото сна головах мелькнула мысль, что новость может означать медленную и особенно мучительную смерть. Бёрди и я в несколько приёмов с великим трудом преодолели то небольшое расстояние, что отделяло раньше палатку от двери иглу. До сих пор не понимаю, почему уцелело так много наших вещей, находившихся в палатке, пусть даже они были с подветренной стороны иглу. Место, где стояла палатка, было усеяно предметами снаряжения, и позднее, когда мы огляделись и подсчитали потери, оказалось, что не хватает только поддона походной кухни и её наружной крышки. Их мы так и не нашли.

Что самое удивительное — наши финнеско лежали на том самом месте, куда мы их положили, то есть там, где была часть палатки, прикрытая от ветра хижиной. Там же находился и мешок с личными вещами Бёрди и банка со сластями.

Таких банок у Бёрди было две. Одна предназначалась для торжества по поводу достижения Нолла, вторую он втайне от нас взял для дня рождения Билла, который приходился на следующий день. Но мы принялись за сласти в субботу, сама же банка впоследствии пригодилась Биллу.