Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

Я буквально валился с ног от усталости и в конце концов согласился взять пуховый вкладыш Бёрди. Нет слов, чтобы оценить по достоинству этот величайший акт самопожертвования с его стороны. Свинство, конечно, что я его взял, но я уже не мог работать, мне надо было отоспаться, а в моём большом мешке это невозможно. Билл и Бёрди всё уговаривали меня не выкладываться так, убеждали, что я слишком много беру на себя; я же чувствовал, что меня покидают последние силы. Бёрди поразительно вынослив; он спал почти всю ночь напролёт; для него главная трудность в том, как бы не заснуть прежде, чем он успеет влезть в мешок. Он аккуратно вёл метеорологические наблюдения, но несколько ночей поневоле пропустил — не смог вовремя проснуться. Часто он засыпал с кружкой в руках, и она падала на пол; а иногда он держал в этот момент не кружку, а примус.

Спальный мешок Билла постепенно приходил в негодность. Слишком узкий для пухового вкладыша, он трещал по всем швам. В результате Билл спал плохо, мы слышали, что он почти всю ночь бодрствует. Я тоже спал урывками, за исключением первой и, наверное, следующей ночи, когда начал использовать вкладыш Бёрди, ещё сравнительно сухой. Мне бы казалось, что я и вовсе не сплю, если бы пять или шесть ночей подряд меня не будил один и тот же кошмар с некоторыми вариациями: будто нас заносит снегом, Билл и Бёрди стараются засунуть всё снаряжение в мой мешок и для этого распарывают его» [158].

«Едва мы сошли с горы,»

— писал Боуэрс,

— «как опять поднялся страшный ветер. Пришлось ставить лагерь. Всю ночь палатка хлопала — словно стреляли из мушкетов — из-за двух поломанных у концов стоек. Терпение моё лопнуло, я вышел и как мог скрепил стойки, одним концом привязал верёвку к верху палатки, а другим обмотал мой спальный мешок. Ветер стих через полтора дня. Мы снялись с места и, сделав пять или шесть миль, очутились среди трещин» [159].

Весь этот день (26 июля) мы при очень скверном освещении блуждали среди валов сжатия, стараясь пробраться к склонам горы Террор. Температура понизилась с -21 [-29] до -45° [-43 °C].

«Несколько раз мы ступали на плохо присыпанные снегом трещины среди выметенного ветром льда. Но это нас не остановило, мы продолжали идти наощупь, обходя плотные ледяные склоны и выбирая глубокий снег с прочной коркой — такой всегда накапливается в ложбинах между ледяными валами. Не было ни света, ни каких-либо примет местности, которые могли бы служить ориентирами, если не считать расплывчатых туманных очертаний склонов впереди, беспрестанно меняющихся; что это за склоны, на каком расстоянии находятся — невозможно было определить. То ли мы приближаемся к обрывистому склону невдалеке, то ли к пологому склону горы Террор, за много миль отсюда. В конце концов мы стали руководствоваться уже только слухом и ощущением снега под ногами: и звук шагов и прикосновение ног к снегу много говорят о том, нет ли поблизости трещины, не подстерегает ли опасность.

Так мы и шагали в темноте, надеясь, что по крайней мере держимся нужного направления» [160].

И всё же мы угодили в зону трещин, окончательно сбившись с пути, и поставили лагерь.

« Во всяком случае мы, наверное, ушли с участка сжатия », — сказал Билл. Ничуть не бывало: всю ночь слышно было, как трескается лёд, словно кто-то бьёт в пустой бочонок.

Назавтра гвоздём дня стала живописная шапка Бёрди.

Я слышал, как за несколько дней до нашего старта он спросил Скотта: « Как вам нравится это приспособление в качестве шляпы, сэр? », держа его так, как знаменитая модистка Люсиль, когда она демонстрирует свою последнюю парижскую модель. Рассмотрев внимательно шапку, Скотт промолвил: « Я вам отвечу, когда вы вернётесь, Бёрди ».

Это было замысловатое сооружение со множеством наносников, пуговиц, завязочек. Бёрди рассчитывал пользоваться ими применительно к ветру, как если бы он ставил паруса на судне. Перед этим и другими походами каждый из нас, не щадя времени и сил, с помощью несессера с принадлежностями для шитья воплощал в походной одежде свои идеи об её усовершенствовании. В готовом виде она выглядела на одних — на Билле, в частности, — элегантно, на других, к примеру на Скотте и старшине Эвансе, сидела мешковато, на Отсе и Боуэрсе казалась сшитой наспех, на иных и того хуже, не буду называть имён. Шапка Бёрди, едва обледенев, стала никуда не годной.

«Утром, когда чуть просветлилось, мы рассмотрели, что находимся немного севернее двух участков морены на горе

Террор. Сами того не подозревая, мы стояли на месте соединения гряды, выдвинутой сжатием, с горой Террор и смутно различали прямо перед собой нечто огромное. Попытались было пройти, но вскоре справа от нас вырос гигантский ледяной вал, заслонивший и морену, и наполовину самоё гору

Террор. Билл сказал, что нам остаётся одно — идти вперёд, в надежде что где-нибудь вал понизится; мы так и поступили, но нас преследовала неприятная мысль, что, по мере того как мы отдаляемся от горы Террор, между нею и нами ложатся многочисленные валы сжатия. Тогда мы попытались перевалить через этот вал, но вынуждены были повернуть обратно, ибо Билл и я чуть было не провалились в трещины. Минут через двадцать мы достигли места, где вал действительно понижался, пересекли его по диагонали и взошли на самый гребень. И тут Бёрди угодил в трещину, в которой поместился целиком. Он исчез из виду и из пределов досягаемости, повиснув на постромках. Билл удерживал постромки, а я — сани.

Билл попросил меня достать страховочную верёвку, а Бёрди снизу командовал, что нам делать. Иначе мы бы его не вытащили, потому что края трещины были рыхлые и он не мог о них опереться» [161].

«Мой шлем так смёрзся,»

— писал Боуэрс,

— «что голова оказалась как бы в твёрдом ледяном футляре; чтобы взглянуть вниз, мне приходилось наклоняться всем телом. В итоге, когда Билл провалился в трещину одной ногой, я вступил в неё обеими [в тот самый миг, когда я закричал, предупреждая об опасности [162]], ледяной мост подался, и я полетел вниз. К счастью, постромки рассчитаны на такие случайности и успешно удерживали меня над бездонной ямой, в обледенелом колодце, очень узком: заметь я его, я бы с лёгкостью через него перешагнул. Билл спросил: „Что вам нужно?“ Я попросил страховочную верёвку с петлёй для ступни. Подтягивая то верёвку, то постромки, они меня вытащили» [163].

На поверхности в это время происходило вот что: я лёг поперёк трещины и бросил Бёрди верёвку с петлёй; он надел её на ступню; затем он поднял ногу, верёвка ослабла, я её подтянул, он, опираясь на петлю, приподнялся, в результате ослабли постромки в руках у Билла, теперь подтянул он, давая тем самым Бёрди возможность поднять ногу, а мне потянуть ослабевшую верёвку. Так мы его поднимали дюйм за дюймом, а пальцы наши в это время замерзали — температура была -46° [-43 °C]. Впоследствии мы часто применяли при спасательных работах этот метод — замечательное свидетельство самообладания, ибо, как видите, его придумал в самый критический момент замёрзший человек, повисший в трещине.