Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

В первый год пребывания в Антарктике главная партия Скотта насчитывала 15 офицеров и 9 матросов. В число офицеров входили трое исполнителей и двенадцать учёных, но такое деление было бы искусственным, потому что, например, Уилсон, учёный, выполнял не меньше повседневных обязанностей, чем остальные, а простые исполнители часто участвовали в научных исследованиях. Я постараюсь здесь вкратце охарактеризовать личные качества этих людей и выполняемую ими повседневную работу в доме. Прежде всего напомню, что не все члены экспедиции были взяты для участия в санных походах. Некоторые были выбраны не столько за физическую выносливость и другие необходимые для походов качества, сколько за научные заслуги. В санных вылазках регулярно участвовали Скотт, Уилсон, Эванс, Боуэрс, Отс (с пони), Мирз (с собаками), Аткинсон (хирург), Райт (физик), Тейлор (физикогеограф), Дебенем (геолог), Гран и я; Дэю же надлежало в наступлении на полюс вести моторные сани до предельной точки. Остаются Симпсон, метеоролог, вынужденный по характеру своей работы систематически вести наблюдения; Нельсон, к которому также относится это замечание — в круг его научных занятий входили биология моря, температура воды, течения, приливно-отливные явления; и Понтинг, занимавшийся фотографией и достигший в этой области искусства общепризнанных успехов.

Как бы хорошо я ни писал об Уилсоне, его многочисленные друзья в Англии, люди, плававшие с ним на кораблях или жившие вместе в хижине, большинство из участвовавших вместе с ним в лыжных походах (а в походах люди выявляются как нигде), всё равно не будут довольны, ибо ему невозможно воздать по заслугам. Тем, кто знал его, он не мог просто нравиться — в него нельзя было не влюбиться. Билл был, что называется, солью земли. Если бы меня спросили, какое свойство души прежде всего делает его столь нужным, столь любимым, я бы, пожалуй, ответил: его способность никогда, ни минуты не думать о себе. В этом смысле необычайно выделялся и Боуэрс, о котором я скажу ниже; замечу, кстати, что без этого важнейшего качества нельзя быть хорошим исследователем Антарктики. Среди нас было много таких самоотверженных людей, и офицеров и рядовых матросов, и успех экспедиции в немалой степени объясняется тем, что её участники безропотно подчиняли свои личные симпатии и антипатии, желания и вкусы интересам общего дела. Уилсон и Пеннелл первыми установили принцип — экспедиция сначала, всё остальное потом, и мы безоговорочно его соблюдали; он не раз помогал нам преодолевать трудности, которые иначе могли бы вызвать трения.

Уилсон был разносторонним человеком. Он был правой рукой Скотта и научным руководителем экспедиции; в Англии он работал врачом в больнице св. Георга, как зоолог занимался позвоночными. Его работа о китах, пингвинах и тюленях, опубликованная в «Научном отчёте об экспедиции „Дисковери“», до сих пор лучшая в этой области и с интересом читается даже неспециалистами. Во время плавания на «Терра-Нове» в Антарктику он по заданию Королевской комиссии продолжал работать над трудом о болезнях куропаток, который ему не суждено было увидеть напечатанным. Но в памяти самых близких Уилсону людей изо всей его многообразной деятельности прежде всего останутся, наверное, его акварели.

В детстве отец охотно отправлял его в каникулярные экскурсии, но с одним условием: привезти определённое количество рисунков. Я уже упоминал о набросках, которые он делал в санных вылазках или походя, между делом, на мысе Хат, в очень неподходящих условиях. Он вернулся оттуда на мыс Эванс с альбомом эскизов, пейзажей — закатов солнца за Западные горы, бликов, отражающихся от замёрзшего моря или зеркальной глади припая, облаков пара, застилающих Эребус днём, южного полярного сияния ночью, — причём на каждом эскизе он обозначал цвета. Рядом с каютой Скотта он соорудил для себя письменный стол, положив на два фанерных ящика большую чертёжную доску размером в четыре квадратных фута. За ним он часто заканчивал акварели и делал по памяти новые. Писал он по влажной бумаге, а потому был вынужден работать быстро. Будучи поклонником Рёскина, он старался воссоздать на бумаге виденное как можно ближе к реальности. Если ему не удавалось адекватно передать свои впечатления, он уничтожал рисунок, каким бы красивым тот не получился. Достоверность его передачи цвета не вызывает сомнений; эти акварели всеми своими мельчайшими деталями и тогда напоминали и будут напоминать всегда всё, что мы видели вместе с ним. О точности воспроизведения им реальности убедительно свидетельствует Скотт в книге об экспедиции «Дисковери» на юг:

«Уилсон совершенно неутомим. В ясную безветренную погоду он в конце утомительного дня садится на два-три часа у входа в палатку и срисовывает каждую деталь великолепного гористого берега к западу от нас. Его этюды поражают своей точностью; я проверял пропорции с помощью угломерного инструмента и нашёл, что они правильны» [135].

Кроме зарисовок земли, паковых льдов, айсбергов и Барьера, сделанных ради науки, в первую очередь — географии, Уилсон оставил серию изображений атмосферных явлений, не только точных в научном отношении, но и необыкновенно красивых. Это наброски полярных сияний, ложных солнц, ложной луны, лунного гало, радуги, светящихся облаков, искажённых рефракцией гор и вообще всяких миражей. Глядя на изображение ложного солнца на картине Уилсона, вы можете быть уверены, что само светило, круги и столб именно такие, какие они были на самом деле, и что пропорции соблюдены точно. И если на рисунке воспроизведены перистые облака, можете не сомневаться — в тот момент над ним плыли именно перистые, а не слоистые облака; если же небо чистое, то, значит, облаков и в самом деле не было. Благодаря такой скрупулёзности эти зарисовки имеют исключительное значение с научной точки зрения. По просьбе различных специалистов экспедиции Уилсон постоянно делал рисунки собранных ими образцов; особенно ценны принадлежащие ему изображения рыб и различных паразитов.

Не имея специальной подготовки, я не возьмусь судить о художественном уровне работ Уилсона. Но если вас интересует точность рисунка и цвета, достоверность воспроизведения мимолётных атмосферных явлений, случающихся в этой части света, то всё это в них есть. Можно по-разному относиться к живописи как таковой, но бесспорно, что подобный художник имеет неоценимое значение для экспедиции, ведущей естественно-научные и географические изыскания в малоизвестном районе Земли.

Сам Уилсон невысоко ценил свои художественные способности. Мы часто рассуждали, как изобразил бы Тёрнер тот или иной замечательный цветовой эффект, попади он в этот край. И когда мы уговаривали Уилсона запечатлеть какой-нибудь особенно интересный эффект, он без всяких стеснений отказывался, если считал, что ему это не под силу. Краски его чистые, кисть — точная; темы, связанные с санными походами, он освещал с убедительностью профессионала, знающего о них всё, что только можно знать.