Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Еще до этой истории, в ноябре 1963-го, видимо намучившись с местными руководителями среднего образования, Лаврентьев запрашивал Министерство просвещения, нельзя ли переподчинить интернат Новосибирскому университету, но получил отказ – все интернаты, согласно постановлению Совета министров и приказу министра просвещения, должны были находиться в совместном ведении Минпроса и университетов 615. Здесь Лаврентьева уже не выручили ни его связи, ни его особое положение.

В архиве Министерства просвещения сохранился уникальный документ – отчет инспектора управления вечерних школ (видимо, Министерства просвещения) А. Фирсиной, обследовавшей Новосибирский интернат по итогам первого года его работы 616.

Фирсина приводит детальную статистику о половом (мальчиков – 290, девочек – 30) и национальном составе учащихся (русских – 273, евреев – 24, украинцев – 7, якутов – 3 и т.д.). Далее она описывает увиденное в интернате в странной модальности, соединяющей раздражение и восхищение. Лекции школьникам «читают видные ученые Новосибирского университета и Сибирского отделения Академии Наук СССР». Подростки занимаются по университетским учебникам математики, физики и химии – и по университетским же программам. Фирсина многословно жалуется на то, что предметам гуманитарного цикла в школе уделяется мало внимания – как и предлагалось в статье Зельдовича и Сахарова 1958 года; напомним, что они же призывали максимально сблизить школьную и вузовскую подготовку для математически одаренных детей. Именно так и было сделано в Новосибирске.

Элементарная математика, изучаемая в средней школе, рассматривается как частный случай и отдельно не преподается. <���…>

Обращает на себя внимание, что учащиеся решают задачи в общем буквенном виде. Вычислительных операций, как правило, не выполняют. На дом дают те задачи, которые не успели решить в классе 617.

Описанный принцип домашних заданий применялся как в кружках со времен Шклярского, так и в первых математических школах.

С другой стороны, полное сосредоточение на математике «в общем виде» приводило к тому, что обычные задачи из школьных учебников давались интернатским матшкольникам с трудом.

В полном соответствии с «системой Физтеха» дети в максимально возможной степени были вовлечены в работу научных учреждений Академгородка:

День учащихся крайне загружен. После основных занятий, едва успев пообедать, они бегут в лаборатории институтов, где проводят 3 часа. После институтов начинают заниматься самоподготовкой 618.

Фирсина клеймила беспорядок в школе, отсутствие идеологического и воспитательного «присмотра» и общий фамильярный тон воспитанников. Все ее описание – неряшливые и уверенные в себе подростки почти исключительно мужского пола учатся с утра до ночи, много времени проводя в превосходно оборудованных лабораториях школы и близлежащих НИИ, – имеет довольно много сходств с тем, как в устных воспоминаниях и мемуарной литературе представляется атмосфера общежития МФТИ в 1960 – 1970-е годы.

Саму работу интерната инспектриса неожиданно признавала чрезвычайно результативной:

Ответы у доски и наблюдение за работой в лабораториях показывают, что знания учащихся физико-математической школы и умение самостоятельно их добывать не могут идти ни в какое сравнение со знаниями и умениями учащихся обычных школ. Уровень знаний и умений как по физике, так и по математике гораздо выше, чем у учащихся обычной средней школы 619.

Увидев и зафиксировав все то, что творилось в интернате, – а с точки зрения обычного советского методиста это можно было охарактеризовать только как полное пренебрежение нормами учебной и воспитательной работы, – Фирсина, однако, отреагировала в той же методологии «силового ускорения», которую добровольно предложили Зельдович и Сахаров и – возможно, вынужденно – реализовал Лаврентьев:

Предложения:

1. Ввиду того, что учащиеся школы очень любознательны и работоспособны, целесообразно установить [вместо трехгодичного] двухгодичный срок обучения, на трех семестрах изучаются общеобразовательные дисциплины, на четвертом – специальные 620.

Предложения Фирсиной до некоторой степени предвосхищали реальные перемены: в 1966 году, когда «хрущевская» реформа была свернута, старшая школа была вновь превращена из трехлетней в двухлетнюю.

Позиция Лаврентьева, пользуясь современным языком, может быть названа менеджерской. Насколько можно судить по косвенным признакам, для него самым главным было не учить детей, а решить социальную и профессиональную задачу – быстрой подготовки качественных кадров для Академгородка и других институтов Сибирского отделения АН. Характерно, что в составленной Лаврентьевым (?) записке для Совета министров РСФСР активно используется военно-мобилизационная фразеология – в приводимой далее цитате она выделена курсивом:

Революция в физике и последующий скачок в новой технике потребовал увеличения в десятки раз армии ученых-физиков, ядерщиков и ученых-смежников (математиков, физиков разных профилей, химиков и др.).

В США для освоения новых областей были привлечены (переманены на высокие ставки) ученые всех возрастов из капиталистических стран, разорившихся во время войны (немцы, французы, англичане, финны, датчане и т.д.). У нас в Союзе успех был достигнут благодаря мобилизации на научную работу в НИИ преподавателей вузов, а позже благодаря созданию высшей школы нового типа, которая за 15 лет своего существования дала пополнение в кадрах самого нужного тогда профиля. Я имею в виду созданный по инициативе группы ученых (в основном математиков) физико-технический институт (МФТИ) 621.

В дальнейшем – в 1960 – 1970-е годы – на преподавание в Новосибирском интернате, по-видимому, все большее влияние оказывал другой его создатель – Алексей Ляпунов, который был первым председателем Ученого совета интерната. Позиция Ляпунова, в противоположность Лаврентьеву, была педагогической в строгом смысле слова. Ляпунов даже призывал к выработке особой педагогической дисциплины – онтодидактики, которую понимал как анализ отношений между школьной и научной математикой, «причем не только с теми ее разделами, которые уже стали… классикой, <���…> но и с ее новейшими открытиями и достижениями» 622. «Онтодидактический» манифест Ляпунова, опубликованный в 1972 году, завершался фразой, которая совершенно соответствовала педагогическим идеям организаторов московских математических школ А. Кронрода и Н. Константинова: «Действительно ценные знания составляются не из того, о чем человек слышал, а из того, чем он умеет пользоваться» 623.

Особенность манифеста Ляпунова – в идее полной неразрывности представлений о школьной и вузовской математике. Для Ляпунова между ними вообще нет перехода. Зато он предлагает всякий раз при создании программы по математике для профессии определенного типа компоновать курс заново в зависимости от тех задач, которые человеку придется решать в жизни, причем компоновка должна производиться совместно математиками и экспертами в соответствующей специальности. О математических школах в статье Ляпунова речи не шло, но фактически он довел до радикального выражения идею, высказанную в статье Колмогорова для газеты «Труд»: старшие классы не должны быть переходным модулем между школой и вузом, скорее, нужно всю программу по математике, и в средней, и в высшей школе, перестроить на новых основах.