Игорь Дмитриев - Упрямый Галилей

Итак, рассмотрение Декартом свободного падения тел в 1618 и в 1631 годах привели его к ошибочным результатам. Между тем в феврале 1632 года во Флоренции вышел в свет «Dialogo» Галилея. Однако Декарт не торопился знакомиться с трудом тосканца, хотя такая возможность представлялась ему неоднократно 1501. В частности, Мерсенн делал все от него зависящее, чтобы привлечь внимание Декарта к проблемам, затронутым в «Dialogo», особенно во втором дне, где Галилей опровергал наиболее распространенные аргументы против суточного движения Земли и описывал эксперименты, подтверждающие коперниканскую теорию. «Я их все отрицаю», – безапелляционно заявил Декарт в ответ на уговоры своего корреспондента, добавив, правда, что он не считает «на этом основании движение Земли менее вероятным» 1502.

Еще в 1624 – 1625 годах Декарт был в Италии. Он совершил тогда паломничество в Лорето, провинция Анкона, в известную Святую хижину ( Basilica della Santa Casa ), на обратном пути побывал в Тоскане, где имел возможность встретиться с Галилеем, но, по-видимому, не пожелал. В письме Мерсенну от 11 октября 1638 года Декарт писал:

«Что касается Галилея, то я должен вам признаться, что никогда не встречал его и не имел с ним сношений; поэтому я не мог ничего позаимствовать от него; да и не нахожу в его книге (речь шла о «Discorsi». – И.Д .) ничего такого, чему я мог бы позавидовать, и почти ничего, что желал бы назвать своим» 1503.

Только в 1634 году, когда субботним вечером 12 августа к Декарту, вернувшемуся к тому времени в Амстердам, заехал Бекман 1504, у которого при себе оказался экземпляр трактата Галилея, французский философ решил-таки ознакомиться с этой книгой, но времени в его распоряжении было немного 1505(«я держал ее в руках около 30 часов», – писал он Мерсенну 18 августа), поскольку в понедельник утром голландец уехал. Делясь с Мерсенном впечатлениями о прочитанном, Декарт признал, что Галилей рассуждает вполне разумно, но что касается рассмотрения явлений приливов и отливов как доказательства движения Земли, то это «скорее притянуто за уши» 1506. По поводу же Галилеева закона свободного падения Декарт заметил, повторив, по сути, рисунок и доводы дневниковой записи 1618 года, что фактически вывод тосканского ученого совпадает с тем, к чему он, Декарт, пришел ранее: «расстояния, проходимые тяжелыми телами при свободном падении, относятся как квадраты времен» 1507.

Между тем, как ясно из вышеизложенного, ранее он пришел совсем к другим результатам, и его отождествление своего закона свободного падения с Галилеевым ни в коей мере не было правомерным. Любопытно и другое замечание Декарта:

…Я говорю это (речь идет о Декартовом анализе свободного падения. – И.Д .) со многими оговорками, поскольку в действительности это никогда не было вполне истинным, как он [Галилей] думает, полагая, будто доказал [свои утверждения] 1508.

Как уже было сказано, к началу 1630-х годов Декарт пришел к некоторым представлениям о физическом мире, которые были им изложены в «Le Monde». 13 ноября 1629 года он сообщает Мерсенну, что «решил объяснить все явления природы, то есть всю физику» 1509. Это означало, что отныне все полученные им частные результаты должны были быть вписаны в некую общую механическую (а не просто физическую) картину мира, которая в свою очередь должна была соотноситься с его философскими принципами и рационалистической методологией. Действительно, на исходе 1620-х годов (или в самом начале 1630 года) Декарт начинает работать над «Le Monde ou Traité de la Lumière», этой, по выражению П. Макхеймера и Д. Мак-Гуайра, «книгой, всегда готовящейся к публикации ( always forthcoming book )» 1510. Около 1630 года он завершает работу над другим своим сочинением – «La dioptrique» (опубликовано в 1637 году как приложение к «Discours de la méthode»), а около 1628 года приступает к написанию «Regulae ad directionem ingenii» (сочинение, оставшееся, как и «Le Monde», при жизни автора неопубликованным). И в эти же годы Декарт начинает размышлять о роли Бога в человеческом познании, хотя детально свои взгляды на этот вопрос он изложил в более поздней работе: «Meditationes de prima philosophia» (вышла в свет в 1641 году).

15 апреля 1630 года Декарт сообщает Мерсенну:

…Я не пропущу случая затронуть в моей физике некоторые вопросы метафизики, в частности следующий: о том, что математические истины, кои Вы именуете вечными, были установлены Богом и полностью от него зависят, как и все прочие сотворенные вещи <���…>. Прошу Вас, не опасайтесь утверждать повсюду публично, что именно Бог учредил эти законы в природе, подобно тому как король учреждает законы в своем государстве. Среди указанных законов нет, в частности, ни одного, который мы не могли бы постичь, если наш ум направит на это свое внимание… 1511

В силу сказанного уместно, прежде чем продолжить обсуждение взглядов Декарта на свободное падение тел, остановиться на некоторых его философских и метафизических воззрениях 1512.

Уже в ранних работах Декарт ставил себе целью выстроить всю физику на метафизическом фундаменте. Так, в «Le Monde» он исходит из того, что наше знание о реальных предметах, их свойствах и движении основывается на их «простых природах». Поясню, о чем идет речь.

В третьем правиле «для руководства ума» Декарт рассматривает два «действия нашего разума, посредством которых мы можем прийти к познанию вещей без всякой боязни обмана» 1514– интуицию и дедукцию. По поводу первой он разъясняет, что она в его представлении «не зыбкое свидетельство чувств и не обманчивое суждение неправильно слагающего воображения, а понимание ясного и внимательного ума, настолько легкое и отчетливое, что не остается совершенно никакого сомнения относительно того, что мы разумеем, или, что то же самое, несомненное понимание ясного и внимательного ума, которое порождается одним лишь светом разума и является более простым, а значит, и более достоверным, чем сама дедукция, хотя она и не может быть произведена человеком неправильно… Таким образом, каждый может усмотреть умом, что он существует, что он мыслит, что треугольник ограничен только тремя линиями, а шар – единственной поверхностью и тому подобные вещи, которые гораздо более многочисленны, чем замечает большинство людей…» 1515. При этом ни одна их этих «легких вещей» не подвергается анализу в силу их интуитивной (в картезианском смысле) ясности.

Но вместе с тем – и об этом говорится в следующем, четвертом правиле – человеку «для разыскания истины вещей необходим метод» 1516, под которым Декарт разумеет «достоверные и легкие правила, строго соблюдая которые человек никогда не примет ничего ложного за истинное и, не затрачивая напрасно никакого усилия ума, но постепенно, шаг за шагом приумножая знание, придет к истинному познанию всего того, что он будет способен познать» 1517. При этом особую роль Декарт отводит математике, оговаривая, что он имеет в виду не «общепринятую математику», но «некую другую дисциплину», содержащую в себе «первые начала человеческого рассудка» и способную «извлекать истины из какого угодно предмета» 1518. «К математике, – подчеркивает Декарт, – относятся лишь все те вещи, в которых исследуется какой-либо порядок или мера, и неважно, в числах ли или в фигурах, в звездах или в звуках…» 1519. Математика, иными словами, – это «общая наука, которая, не будучи зависимой ни от какого частного предмета», объясняет «все то, что может быть обнаружено в связи с порядком и мерой» 1520. Поэтому, чтобы наше знание было полным, необходимо все, что мы собираемся познать «вместе и по отдельности, обозреть в последовательном и нигде не прерывающемся движении мысли и охватить достаточной и упорядоченной энумерацией», то есть индукцией 1521.