Василий Сорокин - Подводная уральская

Командир «БЧ-5» старший инженер-лейтенант Вячеслав Иванович Голубев целыми днями не знал покоя. Он вместе с Харитоновым следил за монтажом валопровода, соединяющего главный двигатель с гребным валом. Трудность заключалась в том, что валы предстояло установить так, чтобы оси у них оказались на одной прямой. Чуть отклонился — начинай заново. Малейшая неточность, даже на долю миллиметра, даст о себе знать на испытаниях, и Голубев, вооружившись мерительными инструментами, без конца колдовал у валов, прикидывая и так, и этак, что-то шептал.

— Опять ушли вправо, — недовольно говорил он.

— На сколько? — спрашивал Харитонов.

— На миллиметр.

Строитель судна с сердитым видом брал из рук Голубева измерительный инструмент и, убедившись, что тот прав, с досадой хмыкал и давал указания подвинуть вал чуть вправо. На глаз подача была совсем незаметна, и лишь световой луч добросовестно фиксировал ее.

— Стоп!

Кирилл Прохорович взглядом подзывал Голубева и спрашивал:

— Ну, как?

— В норме, — отвечал Голубев, бросив взгляд на инструмент.

— То-то же! — торжествовал Харитонов.

А пока он обращался либо к бригадиру Аркадию Афанасьеву, либо к главстаршине команды мотористов Ивану Панченко:

— Закрепляйте!

Главстаршина был строен как тополь. Любил «потравить», то есть поговорить больше, чем нужно, придумать побасенку, разыграть кого-нибудь, выкинуть номер, за что ему, впрочем, не раз попадало и от Хрулева, и от Голубева.

Федор Малых — коренаст, небольшого роста. Он из Сибири. Если сорвет резьбу или допустит другую оплошность, с досадой говорит: «Ях, язви тебя!» Случается, впрочем, это редко. Однако все подводные камни не обойдешь. Важно благополучно сняться с мели. И Малых все так же медленно начинает крутить гайку в обратную сторону. В подобную минуту Панченко смотрит на Федора хмуро, даже зло. Но вот наконец виток резьбы вошел правильно. Ключ опять медленно и плавно отправился по часовой стрелке. Брови главстаршины с каждым оборотом ключа раздвигаются все больше и больше, лицо светлеет.

Вообще-то монтаж системы валов обычно производился после того, как лодку спустят на воду. Но ждать моряки не хотели. Хрулев, Петренко и Голубев просили главного технолога и начальника производственного отдела по возможности вести сборку валопровода прямо на стапелях, и теперь помогали мастеру Харитонову, послав на важный участок самых опытных специалистов.

На смену сварщикам подоспели медники. Трюмные машинисты Иван Корчма и Николай Господченко ползали вдоль прокладываемых магистралей, где было много изгибов и приходилось извиваться ужами. Нелегка гимнастика, а делать нечего: следить за качеством надо.

Строительство лодки подходило к концу. На большой платформе лодку доставили в барокамеру и дали давление, чуть превышающее то, которое будет на предельной глубине.

Увидев, что испытание идет успешно, Харитонов радостно воскликнул.

— Выдержала, голубушка!

Потом корпус снова свезли на прежнее место и установили на стапеле.

…Голубев и Хрулев вдвоем снимали комнату в рабочем поселке. Возвращались домой обычно вместе, обсуждая по дороге завтрашние планы. Задача прежняя: чтобы весь личный состав продолжал кропотливо изучать устройство подводной лодки непосредственно в цехах, где изготовляются узлы, на монтажной площадке, где идет сборка корабля. Конечно, каждый краснофлотец, командир отделения закончил учебный отряд, многие ходили в автономные плавания. Знают устройство механизмов. Так-то оно, конечно, так. Но вот всякие там тонкости легче усвоить на заводе, когда на твоих глазах собираются узлы. Пощупай руками каждую гайку, каждый шплинт, посмотри, как изготовляются и устанавливаются детали, засучи и сам рукава, поработай вместе с опытным слесарем, токарем, сборщиком.

Завтра рабочие будут окончательно устанавливать вертикальные рули. И Голубев, посоветовавшись с Хрулевым, принимает решение — послать рулевых Казанцева, Овсянникова. Пусть понаблюдают, что к чему. Помогут, наконец, если в этом окажется необходимость. Каждый узел потрогают своими руками, поймут, что это такое.

— И трюмных надо непременно послать, — озабоченно произносит Хрулев. — Харитонов говорил — завтра начнет устанавливать шестиклапанную коробку осушения цистерн.

Голубеву хочется ответить коротким и четким «есть!», но что-то в эту минуту удерживает его от лаконичного военного языка. Чуть заметно мерцают на бледном небе звезды, журчит возле дороги ручей, в воздухе разлита влажная прохлада.

— Скорее бы на фронт, — тихо говорит Голубев.

Командир боевой части не рисуется. Идет война, однако он еще не нюхал пороху, не пришлось. Знает: повоевать успеет.

Голубев как-то обратился к командиру с просьбой об отправке на фронт. Тот и слушать не захотел, впервые повысил голос:

— Мы здесь не отсиживаемся, да будет вам известно! — сказал Хрулев, переходя на «вы». — Чем занимаемся — отлично знаете.

Сделав паузу, командир продолжал уже обычным голосом, называя Голубева снова на «ты».

— На фронт попадешь, не беспокойся. Но только вместе с экипажем. И больше не заикайся. Пока здесь у нас передовая.

Строительство лодки заканчивалось. Приварили рубку, окрасили корпус.

Из широких заводских ворот выползали колонны танков, ехали покрытые зелеными чехлами мало кому знакомые тогда минометы, послушно шли за тягачами зенитные орудия, задрав вверх тонкие длинные стволы.

К Голубеву приехала жена, и Хрулев теперь ночевал в экипаже, спал на нарах, вставал перед побудкой, ложился после отбоя. Боцман хотел было превратить одну из комнат клуба в командирскую каюту, соответствующим образом оборудовав ее: застеклить окна, убрать всякий хлам, побелить, помыть пол. Однако Хрулев махнул рукой — ну к чему все это? Сделайте лучше в этой комнате, служившей раньше репетиционной, камбуз, а уж он устроится как-нибудь. Может быть, это и выглядело нарушением морских традиций. Командир корабля, как правило, располагается в отдельной каюте. Но то на корабле. Притом не на «Малютке» — тесновато там, не до комфорта. Здесь суша, но тоже нет соответствующих условий. Да если он, Хрулев, и поживет какое-то время вместе с матросами и старшинами, что же в этом плохого?

Вдоль стен бывшего зрительного зала были построены в два яруса нары, на них матрацы, простыни, одеяла, подушки, полотенца белыми треугольниками — все честь по чести. Вскоре открыли в бывшей репетиционной комнате клуба камбуз — сложили печку, оборудовали место для мытья посуды.

Матросы и старшины привыкли, что командир всегда вместе с ними: и утром, и днем, и ночью, не «закручивает гайки», но и не распускает, в меру требователен, даже суров. К пустякам, однако, не придирается, усматривая на данном этапе главное: каждому матросу, старшине, командиру боевой части досконально изучить устройство военной техники, которая вот-вот будет им вверена. Не все могли присутствовать с утра на занятиях — спешили, как уже говорилось, к стапелям. Однако на другой день Хрулев приказывал дать этим морякам двойную, как он выражался, «порцию теории». И сам активно включался в обучение старший и матросов устройству и теории корабля, независимо от того, какова их специальность и каковы будущие обязанности по боевому расписанию.