Юрий Колесников - Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки

Пока выгружали ящики с боеприпасами и оружием, он на ходу в резкой форме отчитывал Радугина, придирчиво выяснял у экипажа обстоятельства, при которых произошло капотирование самолёта. В темноте трудно было его рассмотреть, но чувствовалась в нём строгость, а упитанная внешность придавала солидности.

Как только самолёт освободился от груза, партизаны принялись разворачивать его хвостовую часть для взлёта – настолько была узка взлётная площадка.

В самолёт быстро поднялись лётчики экипажа Феофана Радугина, вслед за ними – Котельников. Тут же взревели моторы, и «Дуглас» побежал вдоль коридора, с обеих сторон обложенного полыхавшими кострами.

В затемнённом фюзеляже все вздохнули с облегчением, когда послышался знакомый стук убирающихся шасси. «Дуглас» набирал высоту. Стоял оглушительный рёв моторов. Закладывало уши. Самолёт военный, грузовой, без обшивки. Сарай! Внутри вытянулись в ряд два огромных бака-цистерны с запасным горючим, поскольку после первого рейса не предполагалась дозаправка на обратный путь.

Где-то через полчаса или немного больше с турели, где был установлен пулемёт, за которым дежурил стрелок-радист, вдруг в чрево «салона» посыпались гильзы, послышалась стрельба. Все бросились к бакам, расположенным под иллюминаторами. С этой стороны было видно, как ночную темноту прорезали параллельно тянувшиеся откуда-то сбоку две огненные полосы. Трассирующие. Самолёт неожиданно резко наклонился набок, затем круто опустилась вниз носовая часть. С хвостовой через весь фюзеляж полетели металлические банки, железные «козлы», брезентовые чехлы и ещё что-то громыхавшее вместе со всеми, кто находился в фюзеляже. Всё это добро грохалось о стенку, отгораживавшую кабину пилотов. Разбилась едва светившая у потолка синяя лампочка.

Самолёт стремительно терял высоту. Секунды мелькали, и ничего нельзя было понять, кроме того что самолёт подбит и что-то горит. Последовал страшный удар, грохот, и за иллюминаторами посветлело. В эти мгновения мало кто из падавших к перегородке пилотов мог себе представить, что можно остаться в живых в самолёте, моторы которого уже не ревели, а оглушительно шипели.

Раздавались голоса лётчиков, карабкавшихся наверх к хвостовой части. Когда двигавшийся в темноте фюзеляжа, вслед за кем-то из них, Котельников достиг места, где должна была находиться дверь, оказалось, что там был вырван кусок обшивки либо надломился фюзеляж. Кто сумел добраться до этого места, исчезал. Их примеру последовал и Котельников, прыгнул! Ощущение такое, что выбросился, когда самолёт ещё находился в воздухе. Но тут же плюхнулся во что-то мокрое, невидимое в темноте. От сильного удара ноги будто вошли в туловище.

Рядом грохнулся ещё кто-то, обдав ему лицо чем-то жидким и густым. Показалось: ослеп. Но через нескольких секунд понял, что по грудь угодил в топкое болото и заросли. Один сапог засосало, но ногу вытащил. Кто-то из лётчиков кричал:

– Скорей всем отходить подальше! Быстрее!

«Дуглас» уткнулся носовой частью в болотистую жижу Вокруг полыхало пламя и слышалось мощное шипение раскалённых двигателей.

Второй пилот Бугримович с огромным трудом выбрался из сплюснутой кабины через трещины, образовавшиеся на стыке с фюзеляжем.

Выпрыгнувшие из самолёта успели отбежать на небольшое расстояние. Бортмеханик второго экипажа Паша Авроров [30]при падении вывихнул ногу.

Раздался сильнейший взрыв и почти сразу второй. Возник огненный столб. Рвались баки с бензином.

Спасшиеся поспешно покидали место падения. Но в какую сторону двигаться, никто не знал. Глубокая ночь! Отлетели от места взлёта не более шестидесяти-семидесяти километров. Предстояло сориентироваться и выбрать маршрут возвращения в партизанский лагерь. Тем не менее старались как можно скорее удалиться из злополучного района.

Быстро наступил рассвет. Первый день провели среди деревьев и кустов на небольшом сельском кладбище. Боялись похорон, но обошлось. Ни у кого не было автомата – лишь пистолеты ТТ. У Котельникова, помимо пистолета, имелся маузер в деревянной колодке.

Для бортмеханика пришлось соорудить носилки. К счастью, Паша Авроров был маленького роста и худощавый. Всё время острил, сыпал анекдотами. То ли от радости, что остался жив, то ли в знак благодарности за то, что друзья тащат его.

Котельников шагал в одном сапоге, вторую ступню обмотал гимнастёркой. По этому поводу было много насмешек.

На восьмые сутки оба экипажа – Феофана Радугина и Григория Тарана, – к немалому удивлению партизан Балыкова, вернулись в расположение соединения. Словно с неба свалились.

– А мы думали, вы уже чаёк попиваете в столице, – сказал, здороваясь с пришельцами, командир партизанского соединения Балыков.

Обычно молчаливый и мрачноватый по натуре Феофан Радугин, которого лётчики почему-то называли женским именем Фаня, вдруг сказал:

– Хочу, чтобы все знали, что если бы командир эскадрильи Таран перед самой землёй, когда мы падали, не сумел бы за считанные секунды выправить машину и дотянуть до небольшого болотистого озерка, ни от кого из нас ничего бы не осталось. Грише Тарану мы жизнью обязаны!

– Брось, брось, Фаня! – перебил его Таран, на гимнастёрке которого красовались орден Ленина и два боевых ордена Красного Знамени еще старого образца, на винтах. – Главное, что не смог я уйти от фашиста. Сзади он подкрался! Когда старшина Троцкий открыл огонь, уже было поздно! Он тоже его не заметил. Вот в чём беда!

В тот же день были посланы две радиограммы: от Балыкова в Белорусский штаб партизанского движения и от начальника разведки соединения капитана Филимонова в свой центр – ГБ. Сообщали о случившемся и о том, что старший лейтенант Котельников находится в расположении партизанского соединения Балыкова. Москва обещала прислать самолёт.

Тем временем слух о подбитом «Дугласе» дошёл и до бригады осназа.

В один из ближайших дней, под вечер, к Котельникову пришёл комиссар балыковского соединения Павел Иванович Дедик. Он рассказал, что днём приезжал начальник разведки бригады осназа Сёмин и требовал выдать старшего лейтенанта Котельникова в связи с поступившей из Москвы радиограммой, в которой дана санкция на его арест.

Командир соединения Балыков ответил Сёмину, что, напротив, располагает приказом оказать содействие в отправке старшего лейтенанта в Москву и никакой речи о его выдаче быть не может.

– Разговор был резкий! Петр Антонович Балыков и я, – говорил комиссар, – потребовали от Сёмина немедленно покинуть соединение и впредь с подобными заявлениями не появляться.

Комиссар предложил Котельникову – в целях безопасности – перебраться к нему в землянку и никуда оттуда не уходить.