Владимир Губарев - От сохи до ядерной дубины

– Пожалуй, нет. Психология не меняется.

– Хотя, наверное, мы не понимаем, но по сути и сами живем в таком мире – все-таки солнце светит, а там – внутри, конечно, – приблизительно такие же температуры…

– Не совсем… Сейчас подсчитаю… Нет, в центре солнца всего миллионы градусов. Не десятки, не сотни…

– Значит, солнце сравнительно простое устройство по сравнению с атомной бомбой?

– Нет, это не так! Солнце – пока совершенно непознанный объект. Оно – слишком сложная система… Все просто, когда понятно, как устроено… Вы поговорите с физиками, которые занимаются элементарными частицами, вакуумом и так далее. Там абстракция настолько велика, что и представить трудно! По сравнению с их построениями наши миллионы градусов и миллиарды атмосфер – просты, потому что понятны. Мы еще способны создавать модели, а у них и это невозможно – ничего на пальцах не объяснишь…

– Проведем небольшой эксперимент: перенесемся на 500 лет вперед. Как вы думаете, нынешние работы в физике, в частности по ядерному оружию, пригодятся ученым того времени?

– А то, что было 500 лет назад, нужно сегодня?

– Была эпоха Возрождения…

– А сейчас эпоха научно-технической революции!.. Они просто будут смотреть на наши дела другими глазами, понимая неполноту наших знаний… Вообще-то я не люблю сравнивать, мол, Пушкин – выше, Лермонтов – чище… Разные поэты… Так и время, эпохи. Разные исторические условия, люди, задачи, интересы… Каждому времени – свое…

– Вы в Арзамасе-16 давно. Очевидно, были разные периоды в вашей жизни. Когда-то было лучше, потом хуже. Для вас лично когда было тяжелее всего?

– Мне тяжело было в самом начале. В университете учили школярски, а здесь знания надо было применять на практике. Да и сейчас приезжают молодые люди, и выясняется: их надо сразу же переучивать… В разное время было и тяжело и хорошо, легко и трудно, – всегда по-разному… Жизнь есть жизнь, из нее трудно что-либо выделить… Сейчас, конечно, трудностей больше. И иногда не знаешь, как их преодолеть. Приходится искать. Иногда находишь, ошибаешься, вновь ищешь – рецептов-то нет.

– Вы ученик Сахарова. Что это был за человек?

– Не только Андрея Дмитриевича. Но и Зельдовича, Франк-Каменецкого, Харитона – у многих приходилось учиться.

– Кто из них оказал на вас самое большое влияние?

– На самой ранней стадии, когда я только приехал сюда, – Франк-Каменецкий. Это исключительно образованный человек, интеллигент. Очень добрый. Прекрасный физик. Он мне очень помог… У нас тогда было тесно, маленькие комнаты, и он посадил меня напротив. И просто начал незаметно учить, как надо работать. Одновременно приносил книги, не имеющие к нашему делу прямого отношения, мог в разгар рабочего дня читать стихи Гумилева… По-отечески относился к нам, я от него многое почерпнул в научном и житейском смысле.

– Простите, какой Гумилев в то время?! Вы живете в закрытом городе, вас прослушивают не только на работе, но и дома!

– Прослушивали или нет – не знаю. На нас это не отражалось. Более того, политические вопросы у нас обсуждались гораздо откровенней, чем на «Большой земле». Мы работали над проблемой государственного значения, а потому отношение к нам было иное, чем к остальным. Свобода мышления в физике неизбежно связана со свободным мышлением во всем, в том числе и в политике. Мы не боялись, не думали «с оглядкой».

– Все-таки вы были на особом положении…

– Наверное, и потому. А кроме всего прочего, здесь было очень много интеллигентных людей – ученых с мировыми именами, а потому обстановка была и дружеская, и творческая. Она заставляла быть инициативным, изобретательным – каждый стремился дать свежую идею. В первую очередь человека ценили за идеи, за их разработку.

– Трудно было здесь сделать карьеру или нет?

– Мы не думали об этом. У меня есть сотрудники, которые сделали очень многое, а они даже не кандидаты наук, не доктора, а их можно сразу в академики выбирать. Они просто живут работой. Я считаю, что Арзамас-16, наш Институт, не уступает, к примеру, Сибирскому отделению Академии наук. По количеству квалифицированных кадров, по разнообразию тем.

– На что у вас больше уходит времени: на научную работу или на хождения по кабинетам?

– Приходится думать о работе для сотрудников из-за сокращения основной тематики и добывать деньги. Нужны договоры, а значит, приходится искать их.

– Проблема «утечки мозгов» надуманна?

– Многое будет зависеть от того, как начнут развиваться события. Я лично думаю, что вряд ли наши люди уедут, хотя исключить этого не могу. Ведь многие из тех, кто работал в Арзамасе-16, сейчас оказались «за границей» – я имею в виду Украины, Казахстан, Белоруссию… Но не это главное.

Только факты:Академик Ю. А. Трутнев 21 января 1992 года представляет свои тезисы доклада президенту России. В них, в частности, говорится о том, что целесообразно вывести с территории Украины, Казахстана и Белоруссии как межконтинентальные баллистические ракеты, так и тяжелые бомбардировщики, способные нести ядерное оружие. В документе указано, что «…на территории Украины 210 единиц носителей СЯС, 1500 ядерных боеголовок с совокупной мощностью 600 Мт;

…на территории Казахстана 140 единиц носителей СЯС, 1300 ядерных боеголовок с совокупной мощностью 700 Мт;

…на территории Белоруссии 50 единиц носителей СЯС, 50 ядерных боеголовок с совокупной мощностью 40 Мт.

Указанный ядерный потенциал на территории трех республик составляет 12 % от общего числа носителей СЯС, 28 % от общего числа боеголовок и представляет собой третий в мире комплекс ядерных сил по своим военно-силовым возможностям после США и России».

– Что же главное, если не судьба оружия за пределами России?

– Эту проблему политики решат. Она не очень сложная. Меня беспокоит другое. За десятилетия у нас создан и работает уникальный научно-технический коллектив, который объединяет профессионалов самых разных специальностей. Такова специфика ядерного оружия, создание которого объединило физиков-теоретиков, экспериментаторов, технологов, конструкторов, химиков и так далее. Этот конгломерат – уникальное явление. Я боюсь, что этот коллектив в современной обстановке развалится. И это будет потеря не только для России, но и для всей мировой науки. И это меня беспокоит в первую очередь.

– Американцы считают так же?

– Я встречался с американцами. Арзамас-16 – крупнейший мировой центр науки, они полностью соглашаются с этим и необычайно высоко оценивают нашу работу.

– Как вы считаете, есть ли разница, когда встречаются русские и американские политики и когда вы, специалисты по ядерному оружию? Вы лучше понимаете друг друга?