Евгений Лукин - Танки на Москву

За переездом раздался предупредительный гудок локомотива, лязгнули сцепления – и длинный состав тронулся. На платформах под выцветшим брезентом покоилась бронетехника, которую охраняли солдатики. Эшелон уходящей войны двигался мимо торгового ряда, набирая скорость.

– Эй, дорогой! – неожиданно окликнул джигит, когда поезд исчез вдали.– Что надо – скажи!

– А что есть? – Турин понял, что недружелюбный настрой сменился некоторым расположением.

– Водка есть. Тушенка есть. Всё есть.

Он вытащил из-под прилавка два ящика – один с белоголовками, другой с консервами. Однако назначенная им цена оказалась немыслимой. «За что купил, за то и продаю», – занял торговец позицию упрямого барана. У Турина особых денег не было, но и заявляться в гости без подарка представлялось неудобным. Пришлось прибегнуть к старинному способу, не раз проверенному на восточных базарах. Изобразив невинную улыбку дервиша, капитан доверчиво протянул несколько купюр:

– Больше нет.

Чеченец брезгливо взял деньги. Пересчитав, поставил перед нищенствующим бутылку водки и банку тушенки. Капитан надеялся на более веселый расклад, при котором спиртное удваивалось, а закуска отсутствовала вовсе. Но, прочитав на небритом лице весь ругательный лексикон мира, предпочел любезно расстаться:

– Тебя как зовут?

– Турпал.

– Спасибо, Турпал.

Паша Морячок праздновал день рождения. По этому случаю в палатке собралось несколько офицеров. Это был весьма колоритный народец со всех четырех концов земли. Сибиряк Николай под два метра ростом соответствовал нарукавной нашивке с изображением северного медведя. Рядом с ним рыжеусый Федька выглядел слегка потрепанным котом. Он отличался мягким южнорусским говорком, потому мурманчанин Никита, тряся хитроватой бородкой, лукаво обращался к нему не иначе как «господин охвицер». На эту пеструю компанию, вытянув гусиную шею, взирал Черепанов – майор московский, лубянский и прочее, и прочее.

Именинник накрыл стол, посреди которого возвышался минометный снаряд, предварительно заправленный сорокаградусной жидкостью, а по бокам в виде бронзовых стопок стояли шесть колпачков от взрывателей. Необычная сервировка позволяла не столько замаскировать виночерпие, запрещенное в действующих войсках, сколько слегка облагородить его. «Заряжай!» – командовал хозяин, и сибиряк Николай, ловко наклонив снаряд, разливал по стопкам позеленелую водку. «Огонь!» – и гости обжигали глотки хмельным.

Капитан вошел в палатку, когда произносился поминальный третий тост. Погибших перечисляли поименно. Пролитая братская кровь объединяла сильнее, чем пресловутая любовь к отчизне. Турин завершил печальный список Анатолием, павшим при штурме Грозного.

Воцарилось тягостное молчание. Офицеры ели черный хлеб, замешанный на тяжелых воспоминаниях. Многие из них видели гибель товарищей: кого-то сразила меткая снайперская пуля, кто-то сгорел на пылающей броне. Постепенно душевная горечь перерастала в глухую ненависть. Никто не называл виновника этих страшных бедствий, так нежданно выпавших на долю русских и чеченцев, но каждый сердцем знал: это Он.

Он олицетворял собою абсолютное зло. Даже боевики, подло стрелявшие из-за угла, не вызывали такого ожесточения. По крайней мере, они считались врагами, достойными снисхождения, хотя бы потому, что были умыты общей кровью.

– Говорят, боевики ему орден вручили.

– Какой еще орден?

– За победу над Россией.

– Вот черт трехпалый!

– Всю страну опустил.

– Лучше бы катился в свою Америку!

Сам собою созрел очередной тост, не обещавший трехпалому черту ничего хорошего. На его голову призывались все громы небесные, все силы ракетные, а самый мощный заряд посылался в специальную цель ниже пояса. Как бы показывая сокрушительный потенциал направляемого заряда, Паша Морячок потряс в воздухе банкой тушенки, которую Турин выставил на стол вместе с бутылкой. Глухой твердый стук заставил всех замереть – в банке было что угодно, только не консервированная говядина. Паша еще раз встряхнул банку – необычный стук повторился.

– Надо же! – он присел на лавку. – Какой интересный подарочек!

– Дай сюда, – Николай достал армейский тесак. – Сейчас посмотрим, что там брякает.

Мягкая жесть легко кромсалась. Под вспоротой крышкой находилась граната, аккуратно упакованная в газету. Сбоку колокольчиком позвякивал детонатор. С таким искусным изделием никто из присутствующих еще не сталкивался – оно состояло из двух пустых банок, умело составленных по принципу матрешки, куда помещалась смертоносная «тушенка». Естественно, вопросительные взгляды обратились на капитана, который и без того был обескуражен:

– Откуда?

– У Турпала купил.

– Кто такой?

– Здесь, на железке, торгует.

– Гранатами?

– Ага, мандаринами, – огрызнулся Турин.

Рыжеусый Федька хихикнул. Следом разразился хохотом Никита, загоготал луженой глоткою Николай. Даже надменный московский гусак Черепанов улыбнулся.

– Мы – из Кронштадта, – похвастался Паша. – Нам, балтийцам, положены боевые подарки.

– В следующий раз, капитан, купи ему какую-нибудь бомбу.

– Он как раз в ту сторону скоро полетит – пусть нанесет точечный удар.

– Для специальной цели, – прикинул именинник, – хватит и этой банки.

Турин вышел из палатки. На железнодорожных путях шла погрузка отвоевавшей бронетехники – ее отправляли на переплавку. Наблюдая за передвижением изувеченного железа, капитан размышлял о трагическом как бессмысленном и бессмысленном как трагическом. Все вокруг обнаруживало великий абсурд. Минометные снаряды заряжались водкою, в банках вместо тушенки находились гранаты. В зыбком мире повсюду таилась война.

Грозное солнце заходило над Грозным. Закат сливался с багровым отсветом неугасимых городских пожаров. Небесная мистерия, смешавшись с земной трагедией, сгорала в едином сплаве бытия.

Турину казалось, что он смотрит военную кинохронику. Скрежеща разбитыми гусеницами, обгоревшие танки тяжело карабкались на платформы. Следом ползли бронетранспортеры, дымя чудовищными пробоинами. Включили прожектора, и погрузка – с лязгом стальных тросов и ревом мощных тягачей – обрела кошмарную подсветку.

– На рынке никакого Турпала нет, – из темноты проявился Паша Морячок. – Мы обшарили все прилавки.

– Так он и будет тебя дожидаться, – усмехнулся Турин. – Наверняка распродал свой гранатовый товар и свалил.

– Сдается, он где-то здесь, – повел рыжими усами Федька.

– Пошукаем, господин охвицер? – Никита зажег карманный фонарик.

Офицеры двинулись вдоль состава. Пытливый луч заскользил по мрачным силуэтам войны. На этот раз какой-либо конвой на платформах отсутствовал, потому что не имело смысла охранять состоявшуюся смерть. Дойдя до локомотива, товарищи побрели назад.