Николай Смирнов - Забайкальское казачество

Если в армейской среде солдату выслужиться до офицера практически невозможно, то «тот же демократический принцип имеет прямым следствием одинаковую доступность к образованию, а следовательно, и к повышению по иерархической лестнице всех без исключения казаков. В одной и той же семье могут быть и простые казаки, и офицеры, и даже генералы».

В этом Д. Аничков абсолютно прав. В забайкальском казачьем войске служили два двоюродных брата Трухины, которые командовали казачьими полками, и в тех же полках было несколько Трухиных — вахмистров, урядников и рядовых.

«Вот эта-то общность фамилий, а следовательно, и происхождений, и дает тот особенный оттенок казачьей выправке, который так шокирует неосведомленного человека. Именно такая дисциплина, а не показная, глубокая, уходящая своими корнями в исторические традиции, и есть настоящая дисциплина, которая так ценится в бою. Дисциплина у казаков осмысленная, а не „деревянная“. При такой дисциплине личность человека не забита и индивидуальным способностям воина дает значительный прирост», — пишет в своей статье Д. Аничков.

Л. Нодо черпал информацию о казаках от тех офицеров, которые так же, как и он, впервые столкнулись с казачьими традициями и их бытом уже на войне. Состав казаков Забайкальского войска был неоднороден, как, например, у Донского войска. В рядах забайкальских казаков более 30 % было бурят, зачастую не понимающих русского языка, а остальные 70 % — часть потомственных казаков, а другая — бывшие крестьяне, обращенные в казачество.

Естественно, что уровень развития, образованность, традиции у всех были разные, моральные и деловые качества — тоже. Поэтому высокообразованному человеку, воспитанному в светском обществе, трудно было понять то, что для казаков являлось само собой разумеющимся.

Вот почему остро ставился вопрос о комплектовании казачьих полков офицерами из своей, казачьей, среды. Они лучше знали нравы своих подчиненных, терпимей относились к свободному поведению казаков, да и доверием последних пользовались больше, чем офицеры, прибывшие на доукомплектование казачьих частей из регулярных войск.

«Для казаков нижних чинов, — пишет Д. Аничков, — „свой“ казачий офицер, конечно, был ближе и дороже, тем более что многие из „чужих“ носили такие замысловатые немецкие фамилии, что „казаку и не с похмелья не выговорить“».

Забайкальские казаки тем и отличались, что несмотря ни на что всегда беспрекословно исполняли все приказания начальников, кем бы они ни были, безропотно шли в бой, безотказного изнеможения несли службу на передовых постах в охранении и сделали, безусловно, все, что от них требовалось, выполнили свою задачу «самым блестящим образом». Не их вина, что война велась в такой местности, где не только с конем, но и пешком не везде проберешься. Не их вина, что казачьи полки вынуждены были действовать небольшими частями и потому не могли совершать громких, славных дел — таких, которые укрепили бы за ними репутацию «блестящей» кавалерии. Но если собрать все «неприметные» дела забайкальских казаков в Русско-японскую войну, то выявится беспримерная картина величайшего подвига, который прославил их боевую историю.

Офицерским составом дивизия укомплектовывалась, как и бригада генерала Мищенко, главным образом за счет офицеров-добровольцев из драгунских и гвардейских кавалерийских полков, и только небольшая часть офицеров была переведена из первоочередных забайкальских казачьих полков.

К чести и тех и других, в дивизии и бригаде, несмотря на разницу в социальном, материальном, образовательном уровнях, между офицерами существовали «самые лучшие товарищеские отношения».

Прибывший на бивак отряда генерала Мищенко драгунский офицер Рейтерфен, назначенный командиром во 2-ю сотню 1-го Верхнеудинского полка, так описывает встречу с казачьими офицерами: «.. как бывший драгунский офицер я ожидал холодный прием со стороны казаков. Однако ничего подобного не произошло. Казачьи офицеры сразу приняли в свой коллектив, угостили чаем, стали расспрашивать о новостях из России».

«Все, и казаки и неказаки, — подчеркивает Д. Аничков, — под влиянием исключительных условий боевой обстановки сплачивались в одну единую полковую семью, как это имело место во всех полках Русской армии. Никакой вражды, никакой зависти между офицерами и казаками не замечалось. Каждый знал свое место и делал свое дело. Многие „европейские“ офицеры получали сотни иногда не в очередь, что обижало офицеров из казаков».

Конечно, офицеры, прибывшие из кадровых частей, по своему военному образованию были значительно выше, чем казачьи, но с накоплением у последних боевого опыта разница в уровне военного образования постепенно стиралась, и воевали они ничуть не хуже кадровых.

В состав дивизии вошли все вторые полки Забайкальского казачьего войска. Им пришлось совершать длительные марши и переходы, прежде чем они достигли театра боевых действий. Так, например, 2-й Аргунский полк казаков после своего формирования в городе Нерчинске двинулся походным порядком на станцию Маньчжурия, преодолев расстояние от Нерчинска до нее за 14 дней. В день совершали по 25–70 верст, в зависимости от местности, которая большей своей частью была холмистой.

В срочном порядке офицеры полков стали покупать у бурят лошадей забайкальской породы, которые в начале войны стоили от 75 до 150 рублей. Привезенные из Европейской России кони-чистокровки не могли тягаться в выносливости и неприхотливости с невзрачной, малорослой «забайкалкой».

2-м Нерчинским полком командовал войсковой старшина Трухин Е.И., двоюродный брат полковника Трухина, командира 1-го Аргунского полка. По словам А. Квитки, природный забайкалец с признаком бурятской крови, простой, любезный человек. 2-м Аргунским полком командовал войсковой старшина Кобылкин, дослужившийся до командира полка из писарей.

К 14 апреля вся дивизия с артиллерией сосредоточилась в Ляояне, а 15-го числа генерал-адъютант Куропаткин, сопровождаемый огромной свитой, провел ей строевой смотр, после чего дивизия сосредоточилась у деревни Шахэпу, в 20 верстах от Ляояна, где занялась боевой подготовкой.

Однако после Тюренченского боя положение Русской армии ухудшилось, дошла очередь и до дивизии Ренненкампфа идти навстречу наступающему противнику.

В ночь с 20 на 21 апреля весь колесный обоз 2-й Забайкальской казачьей бригады, составлявшей основу дивизии, был передан в пехоту и заменен на вьючный. Русское командование, готовясь воевать в горной местности Маньчжурского театра военных действий, не позаботилось о заготовке вьючных седел, пришлось все покупать у местных жителей втридорога и плохого качества.