Марк Гроссман - Земля родная

— Леша… Убили меня, подлецы. Прости меня, Леша.

— Бог тя простит, — быстро зашептал Алешка. — Ты, может, того, встанешь?

— Нет, Леша, умираю. Ты… — Слабеющей рукой Гришка уцепился за воротник Алешкиного полушубка, чуть приподнял голову. В глазах у него вспыхнул последний отблеск жизни. — Ты запомни… Слышь, отомсти… Вот тут… — Рука его упала на грудь, голова глухо стукнулась о землю.

— Гришка! Не умирай! — казалось, на весь мир крикнул Алешка, но он едва лишь разжал губы — кричала его душа. Он выхватил из-под полы умершего друга красный, может быть, облитый его, Гришкиной кровью, сверток и — бросился бежать. Задыхаясь, на ходу рванул полушубок, полы его широко распахнулись и из-под них рассыпались, взвились подхваченные ветром голубые листовки, закружились над улицей. Алешка бежал, ничего не замечая.

Кто-то толкнул его в незнакомый двор, проводил в избу.

…Когда Алешка увидел распростертое на полу тело отца и хлопочущую над ним Аленку, он не удивился (он уже не мог больше удивляться), а только выдавил из себя одно слово:

— Убили?

Аленка подняла на него заплаканные глаза и резко побледнела: Алешка все еще держал в руках красный сверток.

— Он? — беззвучно спросила она.

Алешка не в силах произнести ни слова кивнул головой. Опустился рядом с Аленкой на колени, накрыл тело отца красным полотнищем, на котором горели слова: «За дело рабочего класса» — и положил голову на высокую отцовскую грудь…

Из соседней комнаты приглушенно, но внятно доносился басок Мирона Зыкова:

— Теперь ясно, товарищи. Просить нам у царя нечего. Только борьба, беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть. К этой борьбе и призывает вас социал-демократическая партия. Близится великая гроза пролетарской революции, и мы уже слышим первые раскаты грома…

Вот о чем однажды мартовским вечером рассказал старый токарь Златоустовского завода Алексей Вавилович своему внуку Алешке.

Офицер стоял на подножке классного вагона и наблюдал за возбужденной толпой рабочих. Они пришли просить об освобождении арестованного председателя Совета Васенко. Чех, покручивая ус, слушал и молча улыбался. Молодой рабочий Саша не выдержал, растолкал локтями товарищей и, подойдя вплотную к офицеру, крикнул:

— Вы не смеете! У вас нет такого права! А не выпустите, мы…

Он не договорил. Офицер состроил презрительную мину, но тут же слащаво улыбнулся, предупредив угрозу:

— Господа рабочий! Нельзя так волновайтс. Наша уважайт Совецкую власть… — офицер поперхнулся и, не подобрав нужных слов, закончил неожиданно: — Карашо, завтра красный комиссар получайт свобода…

Офицер, звякнув шпорами, ушел в вагон. Рабочие помялись немного и начали расходиться. В депо делегатов ожидали с нетерпением.

— Ну? — встретил Сашу широкоплечий кузнец Лепешков.

— Накормили завтраками, — ответил с обидой парень и прошел к своему месту.

В депо третий день не было обычного ритма работы. Люди ходили хмурыми.

Лепешков, разглаживая украинские усы, подошел к Саше и приглушенно спросил:

— Может, так они, поканителятся, да и махнут на восток?..

— Может, — проговорил рассеянно слесарь.

В это время к Лепешкову подошел подручный Филька и шепнул на ухо:

— Дядя Леонтий, к тебе… — Филька многозначительно взглянул на закопченное окно.

Лепешков вышел. За вагонами стояла Соня. Необычный наряд и беспокойное выражение глаз девушки насторожили старого кузнеца. Соня из предосторожности говорила тихо.

— Хорошо. Сделаю надежно… — пообещал в ответ на ее слова кузнец.

Девушка скрылась. Лепешков вернулся в депо и стал к своему горну. Саша, почувствовав волнение Леонтия, пристал к нему с расспросами.

— Ну?..

— Что «ну»?.. — раздраженно ответил Лепешков. — В Никольском казаки появились. Вот тебе и ну…

Кузнец сердито шмыгнул носом, а затем кивком головы показал на эшелоны чехов.

— Эти что, завтраками кормят, лицемерят…

Саша отошел к себе и принялся опиливать подпилком зажатый в тиски кусок стали. «Казаки! В такое тревожное время? — спрашивал себя паренек. — Уж не есаул ли Титов привалил опять?» Саша решил потолковать с Лепешковым серьезно, но того не оказалось на месте. Не было и подручного Фильки.

Чехословацкое командование лицемерно заявляло о признании Советской власти. Под его крылышком съехавшиеся казаки в сговоре с городской буржуазией в ночь на 1 июня 1918 года в Челябинске свершили переворот. Комиссар Васенко не вернулся из штабного вагона. Он погиб безвестно.

Ночью прошли массовые аресты. Тюремные застенки были переполнены. Буржуазия ликовала. Секретаря Совдепа Гозиосского повстречал купец Ружанский в то время, когда он пересекал улицу. Ружанский торжествующе зарокотал:

— А-а… совдепщик! Прогуливаетесь?.. Хе-хе!..

Купец махнул рукой верховым казакам и, указав пухленьким пальцем на Гозиосского, процедил:

— Большевик!

Гозиосского схватили и отвели в мрачные застенки контрразведки, где уже сидели его товарищи члены Совета — Дмитрий Колющенко, Петр Тряскин, начальник штаба охраны города Михаил Болейко, его помощник Владимир Могильников и многие другие.