Элен Драйзер - Моя жизнь с Драйзером

Мы часто бывали на вечерах, которые устраивал в своем издательстве Хорас Ливрайт. Все помещение издательства предоставлялось в распоряжение гостей. Тут были писатели, художники, фельетонисты, карикатуристы, актеры и самые разнообразные люди. На этих вечерах всегда бывало весело и интересно

В этот период Драйзер отдавал много времени и энергии задуманному им плану-ему хотелось добиться приглашения на гастроли в Америку балета Московского Большого театра. Спектакли балетной труппы в Москве произвели на него такое впечатление, что он решил сделать все от него зависящее для ее приезда в Америку. Московский представитель Ассошиэйтед Пресс посоветовал Драйзеру заинтересовать этим проектом Отто Кана, что тот и сделал, предварительно заручившись согласием советского правительства на гастроли балета в Америке.

Но, несмотря на свои связи и влияние в артистических кругах, Драйзер не был антрепренером. Вскоре он обнаружил, что осуществление этого смелого плана отнимает у него слишком много времени и энергии; с девяти часов утра до двенадцати ночи у него происходили встречи с людьми, которых он старался заинтересовать этим предприятием, и вдобавок он убедился, что, для того чтобы уладить ряд мелочей чисто делового характера, необходимо создать специальную организацию. Фрэнк Кроуниншилд уговаривал его передать это дело какой-нибудь организации, вроде Оперной ассоциации.

– Боюсь, Драйзер,- сказал он однажды,- что вы не отдаете себе отчета, за что беретесь. Дело в том, что вы писатель, а не делец и не прожектер.

Однако Драйзер продолжал изыскивать средства и пытался всюду заручиться поддержкой. Он и не заметил, как наступило лето и начался обычный массовый отъезд манхэттенцев из города. Поняв, что большинства людей, которых можно было бы заинтересовать этим предприятием, теперь уже не найти, и чувствуя, что энергия его иссякает, Драйзер с большой неохотой решил, наконец, отказаться от своей затеи и вернул все пожертвования тем, кто согласился поддержать его.

В такие беспокойные времена наша деревенская усадьба, где все еще шли переделки, казалась мирной гаванью. Там можно было соприкасаться с исцеляющей душу природой, бродить по густым лесам, окружавшим озеро, сажать цветы, доставать воду из колодца и купаться в свежей родниковой воде. Войдя в ворота нашей усадьбы «Ироки», мы сразу же подпали под ее очарование, а через четыре-пять недель совершенно воспрянули духом.

Драйзер стал все больше и больше интересоваться научными исследованиями и открытиями. Это не было новым увлечением, так как Драйзер и раньше поддерживал связь с учеными. Его справочная библиотека состояла из самых разнообразных научных книг, причем большинство из них было с надписями от авторов. Поэтому, когда Гидробиологическая лаборатория, находившаяся в Вудс-Холе, штат Массачусетс, пригласила его присутствовать на летней сессии, во время которой ученые всех стран должны были проводить научные опыты, он с радостью принял приглашение.

Мы выехали из своей усадьбы 2 июля 1928 года и, проделав на машине двести пятьдесят миль, с удовольствием убедились, что нам приготовлено уютное помещение в очаровательном поселке среди леса, на берегу моря. Никогда еще я не видела, чтобы Драйзер был так увлечен и с таким жадным интересом относился ко всему происходящему. С другой стороны, работники лаборатории в один голос утверждали, что все ученые были чрезвычайно довольны присутствием Драйзера при их опытах. Они говорили, что он возбуждает их творческое воображение так, как это не может сделать ни один профессиональный ученый, ибо Драйзер не руководствуется общепринятыми научными законами. В конце концов, многие опыты стали нарочно назначать в такое время, чтобы Драйзер мог присутствовать на них; а потом в лаборатории и вне ее шли интереснейшие дискуссии.

Я помню одну такую дискуссию, длившуюся три часа во время прогулки по берегу моря. Доктор Калвин Бриджес, профессор генетики, старался объяснить Драйзеру, который по поводу всех тайн жизни неизменно спрашивал, «почему», что наука не ставит перед собой вполне законного вопроса – «почему». Только – «как». Он сказал, что знание устремляется в одном направлении, проходит мимо всех уже известных пунктов, движется дальше от одной видимой цели к другой – как корабль, плывущий всегда на запад и возвращающийся к исходному пункту,-без начала и без конца. Драйзер расспрашивал его о генетике и заинтересовался, почему они используют для своих наблюдений именно фруктовую тлю. Доктор Бриджес объяснил, что она очень быстро размножается и дает им возможность за короткий период времени наблюдать гены и хромосомы многих поколений. В ответ на дальнейшие расспросы Драйзера, касающиеся изменений наследственных признаков за определенный период, он сказал, что на протяжении многих поколений существуют постепенные отклонения от характерных признаков, но иногда происходит случайная мутация, резкое отклонение в сторону, и такой представитель вида совершенно отличается от своих родителей.

В другой раз один из ученых высказал мнение, что если жизнь абсолютно механистична, то, по крайней мере, отрадно сознавать, что вся ее субстанция заключается в человеке, а не зарождается извне; что в процессе химических изменений, постоянно происходящих в природе, человек превращается в нечто совершенно иное.

В качестве отдыха иногда устраивались пикник на берегу моря; обычно ими руководил доктор Бриджес, оказавшийся талантливым организатором этих интересных, полных художественной выдумки пикников, во время которых аппетитная еда готовилась на живописных кострах. С наступлением темноты пели у костров песни и рассказывали интересные истории под аккомпанемент волн, плещущих о песчаный берег.

Однажды мы с несколькими учеными и их женами отправились на принадлежащей лаборатории моторной лодке из Пензенс-Пойнта на острова Элизабет. Когда по морю протянулась дорожка лунного света, мы уселись у костра, слушая доктора Сена, молодого индийского ученого, который нараспев, очень музыкально и ритмично декламировал из Веды. Классические черты его лица и черные волнистые волосы, освещенные пламенем костра, представляли собой яркое зрелище.

Вдруг доктор Хейлбрюнн указал на надвигающийся туман и заявил, что надо возвращаться как можно скорее. Мы торопливо собрали вещи, быстро уселись в лодку, но не успели мы достигнуть берега, как нас окутал плотный туман. Мы долго и безуспешно пытались войти в гавань и, наконец, добрались до Пензенс-Пойнта. Там мы сели в машины и заторопились в Вудс-Хол, но та машина, где находились доктор Хейлбрюнн, его супруга, я и Тедди, проехав несколько миль, вдруг остановилась, и никакими силами нам не удавалось завести ее. Так как было уже очень поздно, а поблизости не виднелось никакого жилья, мы решили идти пешком. Мы прошли около мили, как вдруг хлынул ливень, и до самого Вудс-Хола мы шли по щиколотку в воде. Может быть, только потому, что всю дорогу мы шутили и смеялись, никто из нас не простудился.