Aлексей Буяков - Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945)

После подписания Тройственного пакта в сентябре 1940 года и немецкие, и японские «евразийцы» ожидали скорого подключения к нему Советского Союза, что могло бы сделать Четверной союз мировым лидером. В известной степени следствием этих ожиданий можно считать подписание в апреле 1941 года «Пакта о нейтралитете между Японией и СССР». Однако окончательного оформления континентального блока не произошло (в отличие от некоторых своих приближенных, и особенно К. Хаусхофера, Гитлер никогда не был «евразийцем»), наоборот, советско-германские отношения начали все больше обостряться, что обеспечило в дальнейшем разрыв союза тридцать девятого года и фатальную для Германии войну.

Японские правящие круги практически ничего не знали о подготовке плана «Барбаросса». Гитлер, презрительно называвший японцев желтыми обезьянами, не считал нужным посвящать своего дальневосточного союзника в свои стратегические планы. Поэтому, так же как в 1939 году, Япония должна была стремительно реагировать на изменившуюся международную обстановку в связи с начавшейся советско-германской войной. Весь конец июня сорок первого года прошел под знаком противостояния «южного» и «северного» вариантов экспансии. В конце концов победа осталась за сторонниками «южного» варианта, но с известной долей компромисса, вкладываемого обычно в слова тогдашнего военного министра Японии генерала Тодзё Хидэки: «Нападение должно произойти тогда, когда Советский Союз, подобно спелой хурме, готов будет пасть на землю».

В июле 1941 года японский Генеральный Штаб разработал очередной стратегический план [185]возможного военного столкновения с СССР, получивший название «Кантогун токусю энсю» (Специальные маневры Квантунской армии), сокращенно – Кантокуэн. В соответствии с этим планом была осуществлена масштабная переброска к советской границе японских войск, которые должны были составить три фронта: восточный (приморский), северный (амурский) и западный (Большой Хинган). Но, не желая оголять китайский фронт, вместо первоначально запланированных 34 дивизий японское командование направило в Северную Маньчжурию только 24, не создав тем самым ни численного, ни технического перевеса над противником. Японцы ждали результатов немецкого наступления.

Разведуправление японского Генерального Штаба, оценивая обстановку в Советском Союзе и на советско-германском фронте, в конце 1941 года пришло к выводу, что, «даже если Красная армия в этом году оставит Москву, она не капитулирует. Намерение Германии быстро завершить решающее сражение не осуществится. Дальнейшее развитие войны не будет выгодно для германской стороны». [186]В начале сентября Координационный совет правительства и Императорской ставки пришел к выводу, что, «поскольку Япония не сможет развивать крупномасштабные операции на севере до февраля [1942 года], необходимо за это время быстро осуществить операции на юге». [187]А начавшаяся в декабре сорок первого года война с Соединенными Штатами сделала перспективы военного нападения на СССР весьма призрачными.

Начало войны между СССР и Германией и необходимость для Японии в данной ситуации окончательно определить свой курс привели к изменению отношения японского военного руководства в Маньчжурии к эмигрантским военизированным формированиям. Японское военное командование и спецслужбы поставили задачу превратить эти формирования в разведывательно-диверсионные подразделения, значимость которых в случае войны с СССР была бы неоценима. Введение разведывательно-диверсионных дисциплин в программу обучения личного состава стало обязательным не только для отряда Асано, но и для подразделений горно-лесной полиции и ополченческо-волонтерских структур в казачьих районах Маньчжоу-го.

В докладе помощника начальника разведуправления Квантунской армии Янагита Гэндзо [188]от 26 июня 1941 года в отношении отряда Асано отмечалось следующее: «Я считаю, что его организация, а также вооружение, боевая подготовка и обучение постепенно повышаются. Однако для того, чтобы его действительно превратить в настоящую современную диверсионную часть, состоящую из русских, необходимо провести основательные улучшения, как в отношении организации, так и в области вооружения, боевой подготовки, обучения и т. д. В частности, необходимо увеличение численности русского комсостава, введение русских методов обучения, усиление и поднятие на должную высоту таких специальных, необходимых для диверсантов предметов, как прыжки с парашютом, механизация, артиллерийское дело, работа среди населения, изучение вопросов, относящихся к СССР, и т. д. Необходимо также повышение качества комсостава и солдат». [189]

В июле-августе сорок первого года началась активная работа по расширению численного состава отряда Асано. Эмигрантская администрация организовала дополнительный набор на военную службу молодых эмигрантов призывного возраста. Только в Харбине для прохождения отборочной комиссии в здании Харбинского Коммерческого собрания было собрано несколько сотен человек. [190]Помимо этого в отряд Асано были привлечены добровольцы и проведена мобилизация русских полицейских из состава горно-лесной полиции.

Для обучения молодого пополнения и собственной переквалификации из резерва на военную службу вновь были призваны русские ефрейторы и унтер-офицеры. 30 июня 1941 года на сборный пункт в Харбине, находившийся на Большом проспекте в расположении 3-го отдела БРЭМ, прибыло 60 резервистов, которые в сопровождении майора Асерьянца в тот же день выехали на станцию Сунгари-2. [191]В августе на Сунгари-2 на очередные военные сборы прибыл рядовой состав резервистов. Обучение проходило по новой программе, включая разведывательно-диверсионную и кавалерийскую подготовку, и затянулось до декабря. [192]Пройдя переподготовку в качестве разведчиков-диверсантов, резервисты возвратились на прежние места жительства. Некоторые из этих людей в дальнейшем привлекались для участия в проведении военных сборов и работы в качестве инструкторов по военной подготовке в учебных заведениях и подразделениях Киовакай. Часть младшего комсостава из резервистов оставалась в отряде до лета 1942 года. Что касается увольнения в резерв военнослужащих срочной службы, то вплоть до весны 1943 года этот процесс был приостановлен в связи с не исключавшейся возможностью войны против СССР.

В конце июля 1941 года под непосредственным руководством Муданьцзянской Военной миссии на станции Ханьдаохэцзы состоялся общий сбор части личного состава русских полицейских отрядов общей численностью в 350 человек. После двухнедельного обучения и проверки из 350 полицейских для службы в отряде Асано были отобраны 100 человек. Когда к отобранным для службы в армии обратился чин из Военной миссии с предложением поднять руки тем, кто не желает служить, никто не осмелился этого сделать. Все знали о деятельности японской жандармерии, из подвалов которой возвращались немногие. Невольные новобранцы были поздравлены от лица японских властей начальником Муданьцзянской ЯВМ подполковником Цутия (в свое время являлся директором Ханьдаохэцзийского военно-полицейского училища) и направлены на станцию Сунгари-2. [193]Вместе с рядовыми полицейскими чинами на военную службу в отряд Асано были откомандированы и несколько русских полицейских офицеров. Это были старший надзиратель А. Н. Гукаев, начальник полицейского отряда на станции Ханьдаохэцзы, и два бывших курсовых офицера Военно-полицейского училища – Н. А. Ядыкин и К. П. Агеев. По прибытию в отряд они получили офицерские звания (Гукаев – поручика, Ядыкин – подпоручика, Агеев – прапорщика) и назначения на командные должности во вновь формируемые эскадроны. В это время практически весь старый состав отряда находился в учебном походе.