Леонид Емельянов - Под прицелом войны

К его словам отнеслись с недоверием, однако покормили какой-то похлебкой и уложили на кровать. У бедняги начался приступ лихорадки. То колотило так, что казалось, что он подпрыгивал, и его пришлось поверх одеяла накрыть еще дырявым полушубком; то бросало в жар, и, обливаясь потом, он с себя все сбрасывал. Чтобы как-то помочь, привели бабу-знахарку. Та что-то пошептала над водой, переливаемой через битое синеватое стекло из одной кружки в другую. Потом дала ему выпить этой воды, и он успокоился. Проснувшись поутру, попрощался и отправился дальше. От предложенного куска хлеба отказался.

Мне запомнилось тогда незнакомое слово «Полесье». Через не так уж много лет, после окончания мной в 1960 году географического факультета БГУ, этот уголок природы стал основным объектом моей изыскательской и научной работы.

В ту памятную мне ночь, что мы под бомбежкой лежали в болоте, и в следующий день нашего пребывания в Вороново, в окрестностях, видать, шло ожесточенное сражение. Оно оставило после себя множество опасных сувениров: неиспользованных снарядов, патронов и мин. Они несли в себе смерть и довольно часто собирали свою страшную дань. Трудно перечислить моих сверстников, а также старше или моложе меня, погибших или покалеченных из озорства, любопытства и неосторожности обращения с этими предметами. Вот только один из случаев, произошедших после открытия в Добромино в 1944-м году школы с начальными классами обучения (я пошел в нее в 1945-м году). Группа из 12 учеников из Воронова возвращалась после уроков домой. По дороге они обнаружили артиллерийский снаряд. Уселись кружком вокруг камня, лежащего на дороге, и старший из них, переросток, по уже накопленному ранее опыту отделения головки от гильзы решил добыть из последней трубчатый порох, чтобы запустить «салют». Грянул взрыв, и вся компания погибла. Инициатору оторвало ногу и руку. Там их, у дороги, и похоронили. Насыпали сверху небольшой продолговатый холмик и поставили деревянный крест.

Постоянная угроза быть убитым, очевидно, притупляет чувство сохранения жизни. Как иначе объяснить различные «эксперименты» с патронами, снарядами и бомбами, приводившими к потере пальцев, глаз, контузиям и другим увечьям, вплоть до смерти. Причем не только в первые годы после войны, но и спустя десятилетия.

Ну а такое просто невозможно забыть. Утром солнечного дня прибежала с работы возбужденная мама. Двор огласился ее радостным криком: «Победа! Война закончилась!»

О невзгодах первых послевоенных лет можно говорить много и далеко не радостного. Год победы был и годом похорон. Умирали не только вернувшиеся с фронта и покалеченные телесно или психологически солдаты. Но и дети, и уцелевшие их родители. Это были годы полуголодного существования. Основной пищей были «гарбузы» (тыква), сваренные на воде и размятые толкачиком до жидкой кашицы, и сваренная или испеченная картошка. Не отказывались, как и в годы войны, от «тошнотиков». Скудный домашний рацион дополняли дикорастущие ягоды и грибы.

В открывшемся магазине продажа товаров строго регулировалась. Хлеб в нем был не всегда. Печенье и конфеты – только поштучно. Имелись спички, соль и сахар (отпускали по полкилограмма). На скудную зарплату много не купишь. Тетради для меня и других учеников покупали на рынке в Смоленске по 12 рублей (мамина месячная зарплата) за штуку.

Величайшей несправедливостью, если ее не воскресить, было бы мое незабытое за все прожитые годы, но умалчиваемое знание того, что не все возвратившиеся с войны односельчане смогли отмечать следующие дни Победы. Я вспоминаю пришедшего с войны своего далекого (по отцовской линии) родственника. С капитанскими погонами на кителе, увешанном орденами и медалями, среди которых была и медаль «За отвагу». Видел я его только несколько дней. Поинтересовался у мамы: «Почему я его больше не встречаю?» Скрывать правду она не стала: «Его ночью забрали!» И перечислила еще несколько имен тех, кого тоже «забрали». Кто их «забирал», не пояснила, а только горько вздохнула. Празднуя победу, об этом не принято было вспоминать.

Как я сейчас понимаю, их суждения о войне и о том, что ей предшествовало и последовало потом, не были полностью политкорректны. А боевые награды не защищали от уже забытой в наши дни действительности. В общей послевоенной суматохе их исчезновение оказывалось мало замечаемым, тем более что не у всех их оставались в живых родные и близкие. Горько, но не могу об этом не сказать, ведь и у меня «забрали» отца за два месяца до моего рождения.

Я храню документы о его трагической участи, напоминая о том, чтобы подобное не повторялось. Первый раз мой отец был осужден тройкой УГБ УНКВД Западной области 18.10.1937 года по статье 58 п. 10 УК РСФСР к десяти годам заключения за расхищение социалистической собственности, вредительство и контрреволюционную пропаганду. И повторно по этой же статье областным судом Еврейской автономной области 8–9 апреля 1941 года. По решению Смоленского областного суда от 29 мая 1958 года и по протесту прокурора РСФСР от 30 января 1957 года эти судимости были отменены за недоказанностью преступлений.

После отбытия срока наказания он был направлен в ссылку на поселение в Венгеровский район Новосибирской области. По решению прокуратуры, УМВД и УКГБ по Смоленской области от 6 июля 1954 года освобожден «в связи с неправильным применением к нему ссылки». И последняя строчка в документе: «Киселев Никифор Иосифович – реабилитирован». Хочется надеяться, что времена, когда судили неправедно и отправляли в ссылку, останутся только исторической реальностью.

В конце мая 1949 года мама, собрав нехитрые скудные пожитки и купив мне ботинки, которые я впервые надел, отправилась со мной к отцу по месту ссылки, потому что, как она выразилась, «вместе легче будет горе горевать». И там я впервые встретился с папой, не сломленным несправедливым судом, но искалеченным: с побитыми изувеченными ногами, гниющим левым плечом (туберкулез кости). По возвращению на Смоленщину ко всем его болезням добавился туберкулез и ишемическая болезнь сердца.

Как трудно ни жилось и трудно ни училось, Сибирь осталась в ностальгических воспоминаниях о ее просторах, природе и людях. Об этом может быть особый разговор. Замечу только, что война сопровождала нас и там. В деревню Морозово, где мы поселились, домой вернулся только один солдат. Поседевшая женщина, у которой я квартировал в последний год учебы в Шипицинской школе, в один день получила «похоронки» на мужа и шесть сыновей. Такой ценой вот добывалась победа!

Родился 1 ноября 1930 года в деревне Каменка Шкловского района Могилевской области. Исследователь в области экологии растений и лесоводства. Доктор биологических наук. Лауреат государственной премии в сфере науки.