Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола

– После обеда Милену повезут в церковь, мы с тобой, как бы единственные два родственника. Тебя я одного не пущу – могут эти нагрянуть. Хотя наверняка свои дырки зализывают – Жора их неплохо подрехтовал…, Царствие ему, Небесное! А сейчас поедем в Королев, дочь твою искать, не спокойно мне, всю твою семью просрал, а потому, пока не найду ее, не успокоюсь!.. Я поставил задачу все паспортные столы перевернуть, искать девочку возрастом около трех месяцев с фамилией твоей…, ну в общем Милены…, надеюсь уже зарегистрировать успели, хотя не факт, могла и тебя ждать… Эх…, Жооорик, знал где они обитают, а я как-то и не задумывался и ему записи запретил, на всякий случай, вести… Вот так вот! Вот так вот…, вооот… – И не договоривший Макс под расслабляющим воздействием алкоголя заснул. Расслабился и Алексей, и тоже на том же месте, где слушал друга детства…

…Королев оказался достаточно большим городом, а времени до отпевания оставалось часов пять – шесть. Никто, конечно, не надеялся на быстрый успех, но он не пришел ни сейчас, ни через месяц, ни через год – всему свое время.

Спалив бак бензина и вымотавшись до бессилия, мужчины отправились к храму в конце Алтуфьевского шоссе, чтобы присутствовать на отпевании и далее похоронить, то что осталось от женщины, которая могла стать счастливой, но лишь оставила загадку и о себе, и о их дочери, превратив Алексея снова во вдовца и виртуального папу неизвестного ребенка. И снова, как и в первый раз винить кроме себя было некого – опять он и его выбор отобрали тех, кто стал дорог, и буквально означал всю его жизнь, от которой вновь осталась лишь оболочка!

Еще вчера вечером созвонившись с отцом Иоанном и сообщив ему о смерти его духовной дочери, Алексей договорился и о службе, и о погребении, батюшка сказал, что поспособствует, и на кладбище обо всем договорится. С Божией помощью все и уладилось…

…Высокий и стройный протоиерей, отец Иоанн, стоял рядом с равным ему по росту, но заметно шире его в плечах, молодым человеком. Оба имели изнуренный вид – и не то, чтобы первый постоянными постами и молитвами в неусыпном бдение о спасении душ, своей и прихожан церкви, где он был настоятелем, а второй постоянными тренировками и напряжением, но думами и переживаниями об усопшей. Слишком рано и совсем не вовремя, как казалось Алексею, с чем впрочем, батюшка был не согласен, в чем и пытался ненавязчиво убедить молча внимавшего мужчину…

…Свежий холмик, покрытый темно – вишневыми розами на очень длинных и толстых стеблях, разделял их. Оба молча смотрели на фотографию жизнерадостной юной школьницы – единственный снимок, который быстро смогли найти. Стоящие друг к другу лицом и думающие каждый о своем, но касающимся только ее, прошедшей сложный и тяжелый путь, и если и испытавшей что-то хорошее, то только благодаря именно этим людям…, и еще одному маленькому человечку, которого предстояло найти…

Погост был при храме, настоятелем которого служил давний друг отче еще по духовной семинарии, и находился недалеко за МКАД по Осташковскому шоссе. Это было очень близко от дома, строительство которого «Солдат» пока заморозил, но сегодня решил, что будет продолжать. Зачем – пока сам не знал. Может, чтобы отвлечься, а может, чтобы просто поселившись там, уйти в себя…, и будь что будет!

Рядом со стоявшими находилась открытая, без ограды, могила со столиком и мраморной скамьей, за нее и присели. До вечерней службы священник был совершенно свободен, а это два с лишним часа. Он и начал:

– Знаете, Алексей, Милена была прихожанкой моей церкви и бывало, исповедовалась и причащалась… даааа. На исповеди далеко не всякий человек способен раскрыть душу. Я стараюсь, с Божией помощью, наставлять чад, доверивших мне свои тайны и печали… дааа. Онааа многое пережила, но еще большее переборола, научилась не лгать себе, а это знаете ли очень тяжкая победа… дааа… Вообще ведььь…, знаете как…, если не готов ответить или отстоять правду, тооо…, то не стоит и произносить ее – ибо правда… – нужно быть достойным ее, ведь произнесенная правда не есть истина для слушающего, но в глазах других лишь версия, возможно подвергающаяся сомнению, а потом далеко не каждый готов нести ее тяжесть! Только раскаивающемуся Господь дает силы на покаяние.

Почему, скажем, преступник боится признания? Думаете, боится последствий – ну это уж совсем падшие, между прочем, именно за них и бьются пастыри, пытаясь по Божией милости, хотя бы одного вернуть в лоно матери Церкви, и во сто крат рады им больше нежели, тем сынам ее, которые никогда ее и не покидали… дааа…

Нет, боится человек до тех пор, пока не чувствует необходимости ответить за содеянное, а появляется такое желание именно тогда, когда видит воочию раб Божий погибель свою иии…, как последствие содеянного им, ложащееся на плечи потомства. А правду – ее ведь еще выстрадать и выдержать надобно, а коль не готов, то…, но покаяние другое дело, здесь медлить нельзя, опоздал – не спасся! Хотя на все воля Божия! Так что правду лучше хранить в безценном молчании, чем произнеся ее, под ней же, не вынесшим ее тяжести, и погибнуть, а значит и душу свою в сожалениях о дне этом погубить, чем саму истину видоизменить позволить, как себе в лживом самооправдании, так и другим в страхе мирском, глупости и гордыни! Дааа… Не отвергать, конечно, но произнести слова, а после принять опровержение их еще хуже нежели соврать. Господь всеведущ и если в душе есть покаяние, а понятие это постоянное, а не единовременное, то и это уже возможно будет спасительным… Она – жена ваша, была готова…, то есть готова стала в последнее время, после рождения…

– И вы знаете, а мне вот…, папашка называется! И к чему вы все это говорите? Разве знает кто, где эта правда, где справедливость? Мне понятно – так и надо, меня уже вряд ли кто отмолит или отшепчет…, но она то…, как вы сказали с самого дна, «заблудшей овцой»… и вот…

– Тому были причины…, наверняка…, нооо раз вы не знаете о дочери, то наверное не имеете и понятие о ее крестинах… Вот ведь как, если о спасении душ говорить, то Господь может посчитать, что дальнейшие муки на земле грешной излишни и вместо мучений этих молит духовное чадо мое…, дааа…, о душе вашей, да и моей…, может…, хм, что греха таить. Все мы… Так же и с теми, в ком разглядит Он бесполезность здесь существования и по Провидению Своему не нужными в Своем замысле – тех тоже «изымает из оборота», прости Господи – опять мудрствую…

– Наверное, только все это… пока других касается, может, конечно, из-за нашего эгоизма…, ну ни как не могу я сейчас быть рад за нее, тем более, когда нет ее рядом… иии… так ужасно ушла она…, и пока этот гаденыш по земле ходит… Простите меня, батюшка… Отче, извините, если были крестины, то должны быть и крестные…, а кто они? И дочь то мою как зовут?! Это ж не тайна?!