Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола

Не понятно как окончив школу, поступила в институт, проучилась почти два года, где и настигла ее та детская и мимолетная, несмотря на кажущуюся избранность и мощь, влюбленность, что слепа и доверчива. Не успела она признаться в этом своему избраннику, как молодой человек «подставил» ее на следующий же день на покупке героина, будучи сам наркоманом.

Юная дева, ничего не понимая в этом, принесла не наркотик, а подложенную продавцом, вместо отравы смесь разного всякого, за что была избита и обрита наголо своим возлюбленным, а потеряв сознание после издевательств, выброшена с третьего этажа, от куда ее с поломанными ребрами, сердобольные милиционеры отвезли на территорию другого отделения милиции и…, в общем очнулась она в небольшом городе, недалеко от столицы, в компании сбежавших детей из детдома, которые не то что бы приютили, но не дали погибнуть, за что в виде платы обобрали до нитки и одели в лохмотья.

В довершении всего, уверенный в её смерти, возлюбленный, попав с покупкой очередной дозы в историю с арестом, перевел все вины на неё, предполагая таким образом разом утопить все проблемы. Так она оказалась в розыске и на самом дне этого мира, жестокого и немилосердного.

Вши стали самым меньшим злом, память возвращалась медленно, а возможностей больше не становилось. Нормальным состоянием стали болезни, побои, но не насилие – видимо бомжи, как и Алексей, не рассмотрели в ней с короткой прической, в мальчуковой перелатанной одежке, с оттеняющими кругами черно-синего цвета под глазами, женщины. Как мальчик она никого тоже не прельстила, а потому ее заставляли только убираться, попрошайничать и бегать за водкой.

В зимний день, когда «Солдат» нашел ее умирающей в подвале, она за неделю до этого убежала, поняв, что лучше голодная и холодная смерть, чем подобные издевательства. Три дня не пив, ела только снег, всю эту неделю не имела крошки во рту – так и не смогла себя пересилить, что бы красть.

Не вероятно, но причин не верить этому не было, ведь прожив в доме Алексея, где имелись и некоторые ценности, не позарилась ни на одну из них. Конечно он все проверит, попытается найти отца или могилу матери, на худой конец, нужно будет посмотреть, что можно сделать с ее настоящей фамилией – якобы на нее пытались «повесить» какое-то преступление и так далее. А пока сделанные усилиями Алексея документы есть, дальше же время покажет, ведь и он тоже, уже забыл свою фамилию…

На этой мысли дверь открылась, мужчина претворился спящим, но одним глазом подсматривал. Она вошла и все идеи, забивавшие его голову, смешавшись, «вылетели в трубу». Он почувствовал влажный, теплый поцелуй, сделал вид просыпающегося и затянул ее, слабо сопротивляющуюся в кровать… не надолго.

Притворные протесты были так же притворно приняты, и через пятнадцать минут счастливый, с почищенными зубами и в халате, по ее просьбе, на голое тело, «Солдат» вступил в новую жизнь, и первыми словами, которые он услышал были:

– Теперь спальня должна быть здесь!.. – Безапелляционный тон оттеняла поза с широко расставленными ногами и упертыми в бока руками – высокие каблуки, полупрозрачный наряд, прическа, запахи и она, в конце – концов, в этом «святом», до вчерашнего дня, месте, теперь смотрелись будто бы на своем месте, быв здесь всегда.

Как все быстро меняется, но главное, что еще вчера не мог предположить хозяин этого дома – сегодня все эти новшества приносили ему только радость и удовлетворение:

– Что еще, дорогая?… – В голове пронеслась мысль со смешинкой: «Как быстро в наше время становятся «дорогими». На самом деле, для него, и констатация факта необходимости ее присутствия продолжалась почти год!

Он упирался, сопротивлялся, мучая девушку, смиренно ждавшую и надеявшуюся хоть как-то пробудить в нем чувства к себе, прежде всего испытывая безграничную благодарность. Укажи он ей на дверь и она безропотно покинула бы этот оазис, памятуя о всем сделанном для неё, оставаясь, как ей сейчас казалось, на всю жизнь желающей отплатить хоть чем-то за его доброту и заботу. Но сейчас все было по другому, и им обоим казалось, что на всегда!

Переговоры продолжались, плавно перетекая из одних уст в другие посредством поцелуев, радостных взглядов и восторга от небывалого, которым распирало обе души, совершенно стирая грани между вчера – сегодня – завтра:

– Нуууу, ты не будешь кукситься, когда тебе не понравится еда, мною приготовленная…, ты не будешь меня обманывать…, пообещаешь когда-нибудь жениться и сделать нам дочушку, ведь доктор сказал, что все хорошо. Аааа еейще…, мыыы не будем праздновать восьмое марта, но обязательно, день, когда ты меня спас и вчерашний, когда ты оттаял… Если ты захочешь меня отшлепать за какую-то провинность, то положи вот этот поясок на подушку и я попрошу у тебя прощения так, что ты обязательно меня простишь. Никогда не бей…, потомуууу чтоооо…, потому что я твоя любимая женщина и лучше меня ты больше никогда никого не найдешь! А что бы ты хотел?… – «Солдат» даже не сразу понял, что монолог закончен – он сопровождался такими мимикой, жестикуляцией и переливающимися интонациями, что заставило залюбоваться, причем не только лицом и руками, но всем телом, пластично подвижным, удачно представляемым в ракурсе и свете, и кое где не явно конкретизированным, что только разжигало желание, сжигая последние капли терпения. Отгоняя от себя мысль, что такому, как ему повезти еще раз с женщиной просто не может, он скромно промямлил:

– Что бы хотел я?… Ну для начала тебя, а после то, что ты приготовила, потом бесконечно это повторять безо всяких правил и последовательностей!.. – Вместо ответа она сложила ручки под подбородком как дрессированная собачка, стоящая на задних лапках и затопала ножками, сопя притворно громко, как ежик, потом взяла бокалы с чуть теплым коньяком, и уселась ему на колени:

– Это немного, учитывая то, как я тебя хочу! Это все?… – Пристальный взгляд в глаза на самом деле говорил не о ожидаемом ответе, а о том, что она тоже еле сдерживается. Алексей медленно сделал глоток, подождал, и с наслаждением тихонечко выдохнул аромат напитка через нос, ощутив полностью весь букет, но ничего не было слаще ее губ и желания ее самой…

Чтобы насладиться видом ее тела, уже лежащего на самом краю огромной постели с балдахином, свешивающимся с самого потолка и огораживающего по периметру витраж, он всматривался в отражение в зеркале и не находил ни одного изъяна…, или не хотел находить.

Теперь пора – хотелось обнять ее так, чтобы обхватить всю, и всю, сразу прижав почувствовать только своей. Это желание буквально вопило, что глупо было сопротивляться чувству овладевшему им сразу и полностью. Он с жадностью не мог напиться ею, она же по восточному не жалела ни своей душевной влаги, не своей эмоциональной энергий. Он не думал о завтра, не вспоминал вчера, и хотел остаться только в сегодня…