Алексей Шерстобитов - Шкура дьявола

Стоило ли сопротивляться? Пусть намерения «завоевательницы» не известны, как и глубина ее планов – что с того, что со временем это могло стать новой болью, а сегодня почти еще ничем и не было, если конечно, не считать этих двух с небольшим часов проведенных вместе, словно в жерле извергающегося вулкана… Вулкан, кстати, оказался на деле действительно разрушающим – примерочная в самый фееричный момент, не выдержав, развалилась таки, что прибавило дополнительную бурю эмоций, очевидцем которых стала, так вовремя появившаяся хозяйка, и что конечно пришлось компенсировать…

Не желая сопротивляться, он увлекся этим чувством, пока не развернувшимся, лишь бликующим из неизвестного далека, обещающим раствориться в дымке завтрашнего утра и нависших проблем, самая простая из которых – нахождение уже в международном розыске…

Ему было приятно думать о Ксении, тем более, что далеко обращаться не нужно – все, что касалось этой девушки, держалось в сердце и лелеялось душой. Наблюдая свои зарождающиеся чувства, Алексей не подозревал о взаимных ее, но у Господа все промыслительно, и, конечно, не ради приключившегося в примерочной свёл их Господь, что слишком явно чувствовали оба, и дали себе слово – обязательно найтись…

И следа не осталось от Весны в сердце «Солдата»! Разбушевавшаяся в его душе буря от одного взгляда Ксюши, незаметно вынесло до последней песчинки все прежние переживания и надежды, оставленные там женщиной, носящей имя, его любимого времени года. Но вакуума не чувствовалось, чуть заметный огонек пламени начинал потихонечку отогревать пустоты… – то ли настоящее чувство не поселяется в холоде, то ли настоящая женщина одною мыслью о себе в состоянии растопить непроницаемую корку смёрзшихся помоев человеческих грехов, освобождая путь очищения души, даря шанс, даже самому потерянному, для спасения грешнику…

И он принял то, от чего уже не мог отказаться, чего подсознательно желал, но чему в сознании не верил…

Чудеса не происходят сегодня, они готовятся еще до нашего рождения и ждут, пока мы дойдем. Беда в том, что мы часто не замечая, проходим мимо, плюем на них, насмехаясь над их чистотой, непорочностью, не понимаем их сути, а прикоснувшись, не можем оценить эти дары, приняв же, не в состоянии сберечь, и бросая, испепеленные своими страстями, ищем новых, но находим лишь пошлые копии и дешёвые подделки.

А настоящее по прежнему рядом, милость Божия так и не покидала нас, но мы снова прося, опять сомневаемся, что дастся, а когда вопреки здравому смыслу даруется, вновь не замечаем, не ценим, теряем, а то и просто проскакиваем в суете, не воспринимая видимое за настоящее.

Он заметил, потому что страдал! Он оценил, потому что всегда терял! И он начал хранить, даже еще не обретя, полюбив, просто поверив, охваченный Верой, Надеждой и… Теперь он знал – Господь милостив к нему, но дар этот не столько к счастью, сколько к чистилищу, которое нужно будет пройти, осторожно и бережно неся и на руках, и в сердце, ту, чьи мысли, желания и взаимность Алексей ни предполагать, ни даже подозревать не мог…, но верил.

Дар Божий всегда обретается нами в комплексе, как правило нас охватывают и чувства к нему, что неразрывно связано, а поскольку предмет обожания мы видим, а сама любовь не осязаема, человек редко в состоянии трудиться над сохранением и того, и другого. Но что не возможно человеку – возможно Богу!

Вернемся к Михаилу, к которому направил свои стопы «Сотый» после Санкт-Петербурга, предполагая собраться с силами, разобраться в мыслях, еще раз проанализировать произошедшие события и поставить точку в решениях на будущее. Итак Карелия…

…Самое неприятное и опасное сегодня для Алексея – нахождение среди скопления людей в общественных местах с присутствием всевозможных органов власти и силовых структур, было позади. До фермы Михаила осталось километров двадцать, но ни автобусов, ни другого транспорта в ту строну не предвиделось. Оставалось либо дождаться попутки, либо топать своими ножками. Почему бы и не потопать, ведь совсем застыл в тюремном ожидании, а потому Алексей с радостью направился быстрым шагом, закинув за спину армейский дафл загруженный предметами на все случаи жизни.

Дорога, верст через десять разветвлялась. Самое правое из направлений вело к цели приезда, а самая левая в землю предков – деревню Пороги. Куда тянуло больше – непонятно. Последнюю давно затопило, летом добраться до острова можно лишь вплавь, а сейчас только на снегоходе. Правда между фермой Михаила и малой Родиной по льду около ста километров, а значит всему свое время…

…Минут через двадцать, а уже успело потемнеть, сзади пешехода появился свет фар. Разрезая ночную темную тушь, освещающие пространство лучи, суетились по полотну заснеженного покрытия, наводя путешествующего на мысли – а не свалить ли за обочину?! Но шум, идеально работающего двигателя явно принадлежал иномарке, а значит в этой глуши это такие же гости, как и он.

Водитель притормозил сам, с пассажирского места, через открытое окно, раздался голос подуставшего человека:

– Добрый вечер!

– Добрый…

– Не подскажете, к реке как проехать?

– Да здесь любая дорога к реке ведет, вам куда нужно то?

– Деревня «такая-то»…

– Нууу, до развилки подбросите, а дальше покажу… – «По номерам судя точно столичные гости» – подумал «Солдат», и на согласительный кивок аккуратно влез на заднее сидение джипа, втаскивая за собой морозную свежесть. Управлявший автомобилем молодой человек, явно не был ведущим в компании попутчиков – либо просто водитель, либо согласившийся подвезти пассажира, уступил пальму первенства в общении более уверенно чувствовавшему себя, крепко сбитому парню со внимательным взглядом, чуть ассиметрично расположенным носом, высоким лбом, подпертым очками в тонкой оправе и явно ярко выраженным славянским лицом.

Взгляд этого человека пока избегал встречного, отражая из глубины души скрытую муку, возможно очередной попытки, избавиться от какой-то постоянно тяготившей его мысли. Поначалу, из-за плотно сжатых губ и сведенных к переносице бровей, постороннему невнимательному наблюдателю могла показаться напряженность, пронизанная обманчивой нерешительностью в выборе действия в этой ситуации, по всей видимости, для него не простой.

На деле темнота и перескакивание взгляда с темного на светлое привело его зрение, и так не идеальное, в расфокус, что он и пытался преодолеть, через бешенную усталость и бичующие, не первый день, эмоциональные перегрузки. От сюда и напряжение мимики, и лживое впечатление растерянности.

Когда он начинал говорить, проявлялась его увлекающаяся натура, моментально вживающаяся в тему настолько, что он начинал подыгрывать сути самой высказываемой мысли, благодаря чему его слова и интонации иногда могли звучать с выражением и надменности, и высокопарности. При этом, его не очень беспокоила своя манера излагать, могущая показаться навязчивой, с далеко не к каждому проявленным уважением, но всегда с ясно выраженной мыслью, часто преподнесенной с неожиданного ракурса. И малейшей доли своего превосходства по отношению к собеседнику не наблюдалось, пока тема его интересовала. Он умел быть откровенным, но не всегда считал это нужным, лишь заинтересованность в оппоненте рождала настоящее желание помочь слушающему вникнуть в суть излагаемого.