Михаил Кириллов - Перерождение (история болезни). Книга четвертая. 2003–2004 гг.

Би-Би-Си о М.И.Терещенко – министре иностранных дел в правительстве А.Ф.Керенского. «Наивный политик» – по выражению А.Ф. Удрал в Европу, но слыл там либералом. Ничем известен не стал. Как пережил времена Великой Отечественной войны – тоже неизвестно. Умер в 1957 г. Вытащен из нафталина в 2004 г., просто потому, что был против большевиков. Это его единственная ценность. Видимо, нужно создать «музей нафталиновых фигур».

Нехватает детской ладошки, держа за которую ведешь ребенка в детский сад. Утром встречаю таких малышей с мамочками. Останавливаюсь и провожаю глазами.

Скупили весь йод в аптеках Саратова. Прошел слух об аварии на Балаковской АЭС. Паники в общем – то не было, но напряжение испытывали все. Обошлось: радиационного выброса не последовало. Через сутки энергоблок был запущен вновь. Насколько глубоко засела память о Чернобыле, если и спустя 20 лет, она срабатывает у миллионов людей в нескольких областях молниеносно!

5.11. в Обкоме прошло торжественное собрание в связи с 87-ой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции. Народу собралось необычно много – более 50 чел. Мест нехватало, попросили стулья у соседей. Пришли десятеро из «АКМ» (антикапиталисты), в том числе девушка. Еще раньше – в сентябре – октябре они сами пришли к Солдатову, поскольку знали его как руководителя рабочей партии. Заявили, что сочувствуют идеям и тактике нашей партии и будут помогать нам. Старший из них уже вступил в ряды РКРП-РПК. Ребята – студенты разных вузов. Слушали доклад о революции и наших задачах внимательно и серьезно. Старики благодарно и тепло отнеслись к молодым. Когда нас много и мы молоды – гораздо веселее. 7 ноября все участвовали в демонстрации и митинге на пл. Революции. 7 ноября митинг на площади был совместным для всех левых партий. О новой революции как конечной цели сопротивления власти говорили уже не только представители РКРП-РПК, но и КПРФ. Этот тезис был внесен даже в совместную резолюцию. Рашкин рассказывал о политических преследованиях коммунистов в различных городах РФ. Власть все больше трансформируется в хунту. День был солнечный, и народу на площади было много.

Сидя на пятиминутке в клинике, смотрю, как за окном в лесу падают листья. Лес полон листвы, и это будет продолжаться еще долго. Осень нынче светло-желтая (холод, дожди), а не багрово-красная, как всегда в это время. Надоедают профессиональные будни и частенько тянет к вечному.

Ничего особенного в том, о чем я пишу, нет. Разве в том, что я нахожу для этого свои слова. Но откровения все равно не получается, хотя моя, далеко не всеобщая, позиция выражается четко. Это и о Чечне, и о клане Кадыровых, и об Ингушетии как топленом масле для визитирующих боевиков, и об отсутствии безопасности снизу доверху, и об единороссах как прокладке для президента, это и о Ходорковском, который выбран властью в качестве зеркала для ему подобных, но не в качестве преступника (преступник – это когда украл 500 руб., а когда несколько миллиардов, то, поскольку у всех, вроде бы и не вор).

Ходорковский ценен именно своей зеркальной ролью. Цены такому зеркалу нет, его беречь надо. Зря Ходорковский последнее время погрустнел, ничего ему не будет. Судьи одной крови с ним. Ходорковский как зеркало российской криминальной революции. Революцию не осудят, а зеркало тем более. Когда он будет выходить из тюрьмы, его будет встречать пол Москвы – его идейные родственники.

Все это – не откровение и не прогноз. Можно было бы и не браться за перо. За самобытность стиля не похвалят, правду и предвидения не оценят, так как почти каждый скажет, что все это написал бы и он сам (если бы написал).

Если ты говоришь не по микрофону и у тебя нет возможности защититься от реплик, тебя обязательно перебьют, не дослушав, более горластые собеседники. Сейчас же «все всё понимают», начитавшись «Известий», «Комсомольской правды», «АиФ» и прочей буржуазной прессы. Другой ведь практически нет. Этих читателей движет не боль за происходящее, а его сенсационность. Они – множественное эхо буржуазной государственной информационной пропаганды. И если и есть между собеседниками разница, то она как разница между Бобчинским и Добчинским: кто первым прочел и кто первым прокричал. Информационное клонирование, а боли нет, и протеста нет, и желания хотя бы выслушать нет, не то, чтобы понять альтернативную сторону. Как-то Леонид Осипович Утесов, которому дали тарелку борща в столовой и к которому он почти не притронулся, в ответ на удивление официанта сказал: «Есть это необязательно, это – ужеговно». Это вполне относится к массовым отечественным изданиям и, в значительной мере, к их читателям, которые ежедневно потребляя их в громадном количестве, постепенно невольно превращаются в то же самое.

Говорят о сносе гостиницы «Москва». Когда-то, году в 1953-м, мы – одноклассники, тогда студенты, поднялись в кафе на верхнем этаже этой гостиницы. Заказали кофе и булочки, больше денег не было. На нас, конечно, посмотрели с усмешкой, но это презрение не помешало нам порадоваться виду Кремля с такой высоты. Все тогда было наше и Кремль – тоже. Сейчас объявили о сносе гостиницы «Россия». Что-то очень дорогое построят: простым людям на радость.

Морги крупных больниц в Саратове в жалком состоянии. Амбар в колхозе выглядел лучше. Недостойное отношение к живым продолжается и после их смерти. Морг – вестибюль кладбища.

Ноябрь. Стоят такие туманы, что не видно соседних домов. В такие дни особенно чувствуется разобщенность людей. Хорошо, что еще есть телефоны.

Превосходная передача о планетарии в Москве, о подвижниках, создавших его и поставивших на службу образованию подрастающего поколения. Шла война, а отец как-то сводил меня туда. Мир моего двора стремительно раздвинулся: я увидел небо, созвездия, планеты Солнечной системы. Это было сказкой. С того времени мы очень выросли в представлении о мироздании. Возможно, что некоторых звезд, которые мы видим сейчас на ночном небе, уже нет, а есть только свет, дошедший до нас. Звездный свет – это звездная память. И в жизни так: если человека помнят, то он еще жив.

Утром у остановки трамвая ко мне пристал возбужденный, но не пьяный, молодой человек, довольно громко призывавший «7 ноября собраться всем и начать дружно бить сытые морды». Диалог был невозможен (подходил трамвай), но для него видимо был важен не диалог со мной, а возможность громкого обращения к десяткам людей, стоявшим вокруг. Он был услышан и понят: «сытых морд» среди нас не было.