Алексей Ростовцев - Резидентура. Я служил вместе с Путиным

Альберт Канцельсон принимал решения мгновенно. Бросив на Лельку лишь один мимолетный взгляд, он сказал сестре:

– Я покупаю этот товар.

Лелька сразу поняла, что речь идет о ней. Она съежилась, стушевалась и ушла со свадьбы, но было уже поздно. Миллионер принял решение. Что же побудило цивилизованного сорокалетнего хама мертвой хваткой вцепиться в девочку-тростинку с тонким нервным личиком и ясными серыми глазами? Тело? Но у Лельки тогда еще не было тела. Были кожа да кости, искусно маскируемые рюшами, оборками и расклешенными юбками. Интеллект? Да, Лелька была разумным существом высочайшей человеческой пробы. Но Канцельсон не ведал, что такое интеллект. Нет! Он положил глаз на роскошные Лелькины волосы необыкновенного пепельного колера с золотистым отливом. Таких нет и никогда не будет ни у кого во всей Вене, рассуждал он. Об этих волосах будут говорить и писать все. Его, Канцельсона, фамилия постоянно будет на слуху в самых элитарных кругах, а значит, и его бизнес попрет в гору совершенно сногсшибательными темпами. Тут же, на свадьбе, он переговорил с Лелькиными родителями, показал им цветные снимки своей виллы, своей яхты, своих машин. С матерью он сразу нашел общий язык, а отец некоторое время кочевряжился, прося месяц на размышление. Через час он просил уже неделю, а еще через полчаса – всего три дня.

У себя дома Лелька оказалась в катастрофическом меньшинстве. На ее стороне был лишь младший брат – девятиклассник Владислав, который заявил, что если она продастся буржую, то останется без брата. Зато мамаша подвергла Лельку сильнейшему прессингу.

– Что лучше, – кричала она, – гулять в элегантных нарядах по Елисейским полям, любоваться афинским Парфеноном и видеть свое отражение в водах Женевского озера или простоять всю жизнь у классной доски в дешевеньком, перепачканном мелом костюмчике, пытаясь наудить ораву балбесов их родному языку, которым они так никогда и не овладеют в той степени, которая давала бы им право называться не человекоподобными существами, а людьми?

Лелька попыталась просить поддержки у отца.

– Почему ты молчишь, папа? Ты ведь коммунист.

Отец популярно объяснил ей, что в партии идейных коммунистов не более десяти процентов, остальные же вступили в эту организацию корысти ради.

– И ты тоже?

– Конечно. Я хотел получить кафедру.

– Но из-за такого моего замужества ты можешь ее потерять.

– А я как раз и хочу этого. На данном этапе меня больше устроила бы должность рядового доцента. Сердце стало пошаливать. Советую тебе послушаться матери. Мы хотим тебе счастья.

– Разве счастье в богатстве?

– И в нем тоже. Во всяком случае, богатство и счастье могут соседствовать, в то время как нищета всегда соседствует с несчастьем.

В конце концов они дожали бедную Лельку. Само собой, в то время увезти советскую девушку за «железный занавес» было не так-то просто. Но не случайно Канцельсона прозвали Кайлером. Он поднял все связи в обоих полушариях, но своего добился: ему разрешили брак с советской гражданкой Ольгой Сташинской.

Николай уже все знал, когда приехал к родителям на побывку в середине зимы. Ему написали. Он не захотел видеть Лельку, но она сама ему позвонила и попросила зайти.

– Привет тебе, буржуйская невеста! – бодро воскликнул Николай, когда она открыла перед ним дверь.

Это была домашняя заготовка. Лелька никак не среагировала на злобную подковырку, а кротко пригласила его войти и усадила в кресло. Вид у нее был несчастный.

– Дома никого нет, – сказала она.

– Зачем мне это знать?

Лелька опустилась на колени рядом с ним и прижалась щекой к его руке.

– Пожалей меня!

Николай не удержался и погладил злополучные благоуханные Лелькины волосы. Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза.

– Хочешь – возьми меня… Боишься? Я тебе коньяку дам…

Его словно током шарахнуло. Даже мысль о физической близости с Лелькой показалась ему глубоко отвратительной. Он просто не был морально готов к этому. Она по-прежнему оставалась для него бесплотной мечтой, звездой.

– Не надо, – пробормотал он, вскакивая. – Пусть у нас с тобой останется все, как было. Так будет лучше.

Когда он шел к выходу, она лепетала, что не стоит отчаиваться, что все образуется и перемелется и что детским играм в песочнице когда-нибудь неизбежно приходит конец.

Потом Лелька ревела и прижимала к груди рыжую Ксюшку. Целуя усатую кошкину морду, она записала в заветную тетрадь для стихов такие строки:

Лелька вышла замуж и убыла в Вену, Николай уехал в свою Вышку в Москву. Летом мать отдала ему письмо от Лельки. Собственно, это было вовсе и не письмо, а всего четыре строки на половинке листка:

В начале 1956 года случилась беда с Владиком Сташинским, братом Лельки. Любознательный парнишка, окончив школу и поступив в нефтяной институт, организовал там кружок по углубленному изучению трудов классиков марксизма-ленинизма. Они читали не только то, что было рекомендовано учебной программой, а все подряд, причем от корки до корки и скоро пришли к печальному выводу: общественно-политическая система нашей страны не во всем соответствует тому, о чем мечтали и за что боролись основоположники научного коммунизма. По дурости они поделились своим открытием с очень широким кругом лиц. Однако настоящим подарком для КГБ, возникшего на месте бериевского МГБ, было их решение подправить некоторые статьи Конституции СССР. Такое деяние квалифицировалось Уголовным кодексом как заговор с целью изменения существующего строя.

Всех их взяли утром на пути в институт, а после обеда поехали по квартирам с обысками.

Николай Лагутин в ту пору проходил стажировку в Нефтегорском УКГБ, где должен был работать после окончания Вышки. В день ареста «истинных марксистов-ленинцев» его куратор сказал:

– А ведь ты еще ни разу не участвовал в обыске. Сегодня такая возможность тебе будет предоставлена. Поедешь с нами.

Николай сел в машину, не переодеваясь, в курсантской форме и через пятнадцать минут очутился перед дверью квартиры Сташинских. Пока опер со следователем подбирали понятых, он лихорадочно проигрывая в уме возможные варианты бегства, но ничего достаточно убедительного так и не успел придумать.

Старшего Сташинского дома не оказалось, а мать Лельки и Владика при виде чекистов впала в полушоковое состояние, и понятым пришлось заняться приведением ее в чувство. Кошка Ксюша вела себя спокойно. Она узнала Николая, подошла, стала ластиться к нему. Он погладил рыжую дуру, и к горлу его подкатил спазм.