Алексей Ростовцев - Резидентура. Я служил вместе с Путиным

А годом раньше меня проводили на пенсию. Я получил от коллег великолепный адрес в кожаной папке. Адрес, который вручается пенсионеру, – это что-то вроде черной метки. Помните «Остров сокровищ» Стивенсона? Я считаю своим долгом процитировать этот документ, исполненный глубочайшей тривиальности. Вы должны его прочесть, ибо каждый из вас когда-нибудь такой получит. Итак, цитирую: «Провожая Вас на заслуженный отдых, руководство, партийное бюро и весь коллектив сотрудников подразделения выражает Вам искреннюю благодарность и признательность за безупречную долголетнюю службу в органах государственной безопасности СССР. Мы знаем Вас как принципиального коммуниста, опытного специалиста своего дела, инициативного работника, отзывчивого и скромного товарища. Находясь на различных ответственных участках работы по обеспечению безопасности нашей Родины. Вы с честью справлялись с возложенными на Вас обязанностями. Ваше трудолюбие, высокая общественная активность, деловитость, забота о воспитании молодежи, наряду с большим личным обаянием, человечностью и чуткостью, снискали Вам признание и уважение всего коллектива. Желаем Вам крепкого здоровья, благополучия, личного счастья! Просим передать самые наилучшие пожелания Вашей семье и близким».

Вместе с этим адресом коллеги вручили мне прощальный подарок – большую немецкую дорожную сумку. Недолго думая, я взял ее и отправился в Ростов, чтобы разыскать старых друзей, вспомнить вместе с ними студенческую юность и помянуть тех, кого уже нет. Ехал сухумским поездом. Вагон был грязен, раздолбан и беспризорен, как вся наша держава. Пьяный в дым проводник за всю дорогу носа не высунул из своей конуры. Чаю не было. Да и простой воды не было тоже. В Харькове в один из тамбуров запихали живого козла, который производил страшную вонь и другие неудобства при пользовании туалетом.

Я нашел в Ростове того, кого искал. Левушка Барданов, друг-приятель по общежитию и совместной работе в стенной печати, в прошлом ответственный секретарь областной молодежной газеты, был уже на пенсии. Он жил бобылем в однокомнатной квартире, писал хорошие стихи, которых не печатали, и рисовал не очень хорошие картины, пользовавшиеся спросом. Я был в Ростове четыре дня. Кажется, мы много пили в те дни. Но памятные места посетить успели. Общежитие, маленькое и старое, еще стояло на своем месте среди высотных башен, а вот Магнитогорский переулок, где я прожил четыре года и где в кинотехникуме училась великая колдунья Джуна, пропал начисто. Мы спросили у женщины лет тридцати, куда девался наш родной переулок. Она пожала плечами и ответила, что тут было так всегда. Я закручинился и почувствовал себя совершенно старым и лишним в этом мире. Потом мы пошли в университет. Постояли в вестибюле у книжного киоска, а дальше нас не пустили. Мимо неслись на верхние этажи бородатые акселераты и очень рослые, модно одетые девицы, которые знали толк в духах, кремах, румянах и помадах. Мы и наши девушки были мельче, тусклее. А до того, что было в нас, теперь никому нет дела. Когда вернулись в квартиру Льва, ему позвонили какая-то армянка и сказала, что хочет приобрести его копию известной картины Левитана, выставленную в одной из городских витрин.

– Только мальчика нарисуй под березкой, – просила она.

– Какого мальчика? – удивился Лев.

– Моего сына.

– Хорошо, нарисую, – печально согласился мой друг и потянулся за бутылкой.

На прощанье Левушка подарил мне один из своих натюрмортов. Вернувшись в Москву, я повесил его на кухне. Он полдня у меня перед глазами. Под Левушкиной картиной я и написал эту книгу.

Постой, скажет читатель, ты пытаешься увильнуть от ответа на один очень важный вопрос: что ты думаешь о нынешнем режиме и о наших последних правителях? О моих политических убеждениях я уже писал выше. А правители… Горбачев мне глубоко отвратителен. Что-то склизкое, холодное. Вроде моллюска. Говорят, Горбачеву можно все простить за то, что он, де, отпустил нас на волю. А кому нужна свобода ценой нового рабства, нищеты, всесветного позора, унижения, предательства и духовной опустошенности? Когда были выборы в Верховный Совет СССР, голосовал за Ельцина только потому, что Горбачев мне обрыдл. Но на выборах президента России я уже за Ельцина голосовать не стал. И вот почему. В своей автобиографической книжке Ельцин пишет о том, что в юности любил путешествовать по России на крышах вагонов вместе с уголовниками. Однажды он проиграл уркам в карты последние трусы и даже жизнь. Скажите, в какой еще другой стране в президенты выберут человека с психологией босяка? Только в России такое возможно. Босяк сегодня проигрывает трусы, завтра жизнь, свою или чужую, послезавтра – Отечество, потому что для него и жизнь, и Отечество стоят не дороже грязных трусов. Именно это и произошло в случае с Ельциным. Мог ли Ельцин предотвратить развал Союза и спасти все то доброе, что в нем было? Да, мог, если бы действовал в согласии с Горбачевым. Но для парня из-под комбайна и для парня с вагонной крыши Союз был до фонаря. Для них главным было покрепче нагадить друг другу и захватить верховенство в гигантской воровской малине, каковой стал Союз в ходе перестройки. Вина этих людей перед Отечеством не поддается оценке.

Правителей лучше всего характеризуют анекдоты, которые рассказывает о них народ. Вот, к примеру, анекдот сталинских времен:

Летят на воздушном шаре американец, русский и англичанин. Шар начинает падать. Выброшен весь балласт, но падение продолжается. Надо кому-то прыгать. Потянули жребий. Покинуть кабину первым выпало англичанину. Тот воскликнул: «Боже, храни королеву!» и кувыркнулся вниз. Шар все падает. Снова потянули жребий. Теперь пришла очередь прыгать русскому. Русский крикнул: «За Родину, за Сталина!» и выбросил американца, после чего благополучно добрался до земли.

Анекдот времен Хрущева:

Как расшифровать аббревиатуру совнархоз (СНХ)? А вот так: стране нужен хозяин. Наоборот: Хозяин нашелся сам. Опять сначала: самый настоящий хам. Наоборот: Хрущев Никита Сергеевич.

Анекдот времен Брежнева:

Едут в поезде Ленин, Сталин, Хрущев и Брежнев. Вдруг поезд остановился. Оказывается, кто-то разобрал впереди путь. Ленин вышел из вагона и обратился к рабочим с пламенной речью. Дорога была мигом восстановлена. Едут дальше. Снова остановка по той же причине. Вышел Сталин и велел расстрелять начальника станции. Через полчаса поезд тронулся. На следующей вынужденной остановке вышел Никита. Он велел разобрать рельсы сзади поезда и уложить их впереди. Поехали, но в конце концов снова встали. Брежнев никуда не пошел. Он предложил: «А давайте будем раскачивать вагон и думать, что мы едем».