Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)
- Название:«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ФТМ
- Год:2016
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4467-0518-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) краткое содержание
Впервые собранные в одном томе письма Платонова – бесценный первоисточник для понимания жизни и творчества автора «Чевенгура» и «Котлована», органическая часть наследия писателя, чей свободный художественный дар не могли остановить ни десятилетия запрета, ни трагические обстоятельства личной биографии. Перед нами – «тайное тайных» и одновременно уникальный документ эпохи.
«…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Ну приезжай ко мне, к нам домой.
Напиши же мне. Перевел сегодня по телеграфу сто руб[лей]. Извини, что мало. Сколько нужно, сообщи, я как-нибудь достану. Для тебя я сделаю всё. Не забудь брать билеты в Москву. Я жду вас и считаю дни. Целуй и береги Тошку, я скучаю по нем, скажи это ему, пожми ему руку за меня, поцелуй в лоб.
Вспомни обо мне, ведь ты так бываешь нежна и чутка, что тоскуешь о мертвой черепахе. Я тоже сейчас одинок и скучен, как наша черепаха, когда она была живая [590].
До свидания, милая теплая моя. Я люблю тебя вечно и верно.
Андрей.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 521–523. Публикация Н. Корниенко.
{198} М. А. Платоновой.
20 июня 1935 г. Москва.
5-е письмо. Муза!
Валя [591]получила письмо и сказала мне, что ты от меня не получаешь писем вовсе, что я, наверно, пьянствую.
А я думаю, что мне придется лечь в больницу.
У меня окончательно разошлось сердце и по ночам льется измождающий пот. Сегодня я выясню, в чем дело. Я не беспокоюсь, только мне некогда болеть. Думаю, что врач скажет о покое, отдыхе и пр[очем], о том, чего я иметь не могу. Они же умеют лечить лишь понос.
Оставим это. Никакой телеграммы от тебя я не получал. Получил одно простое письмо. А тебе послал открытку и три заказных (прилагаю в доказательство квитанции). Это – пятое письмо. Перевел вчера телеграфом сто руб[лей]. Взамен всего я имею одно письмо. Вот как обстоит дело.
Позавчера заходила Зина [592], взяла твой адрес. Она глухо сказала, что ты ей написала о плохой пище. Я сейчас же достал денег и перевел. Правда, мало. Но ты знаешь мое положение. Напиши телеграммой, сколько тебе еще нужно. Вообще я узнаю о тебе от других, что мне крайне неприятно.
Если там плохо, приезжай немедленно, не беспокойся ни о чем. Но ты все равно не приедешь. Там флирт и любовь, наверно, распустились вовсю, я тебя знаю.
Как бы я тоже хотел уехать из этой пустой квартиры, но кому я нужен. Ты круглые сутки свободна, но так, оказывается, занята, что тебе некогда прислать даже открытку. Какая-то ненависть у всех ко мне.
15 лет я не показывался врачу и боюсь идти. Я не верю и знаю, что бесполезно. Но я иду не радикально лечиться, а чтобы он дал что-нибудь для поддержки меня на ногах, т[ак] к[ак] мне нужно работать. Но трудно работать без тебя, трудно писателю быть без Музы. Я уже привык к твоему новому имени, которое я сам дал тебе и говорю с тобой в воображении, называя только так. Еще ни разу я не говорил тебе его в лицо.
Дорогая Муза! Что мне сделать такое, чтобы ты меня действительно любила и была готова на многое не ради долга, а ради страстного верного сердца. Не знаю что.
Вчера часа в четыре зашел Келлер, затем почему-то Божинский. Келлер просил почитать из новой вещи [593].
Я прочел один кусок, Келлер заплакал, и я сам увидел, что пишу правильно. Было странно видеть, как у него молча из-под очков шли слезы. Я не видел никогда, чтоб он плакал, не помню.
Но получаешь ли ты мои письма? Кому же я пишу?
Получила ли ты сто рублей?
Вот пишу, пишу и не могу оторваться. Как будто я с тобою вблизи.
Будь здорова и счастлива, моя Муза, и не забывай меня среди той красоты природы, о которой ты писала, среди всех людей, с кем ты сейчас делишь свое время и жизнь.
Скажи сыну, что я его люблю, что я по нем скучаю и часто смотрю на его игрушки, на столик, которые теперь пустые и ждут его. Андрей. 20/VI.
Печатается по первой публикации: Архив. С. 523–524. Публикация Н. Корниенко.
{199} М. А. Платоновой.
23 июня 1935 г. Москва.
Москва 23/ VI, 6 [часов] веч[ера]. Дорогая Муза!
Утром послал тебе телеграмму [594], сейчас только получил второе письмо от 19/VI. Давай покончим о деле. Телеграммы твоей я не получал. В адресе был не уверен. Вот почему я открытку первую и, кажется, первые два письма писал, ничего от тебя не имея. Вот почему я лишь 12-го написал открытку. Время у меня, конечно, для тебя всегда есть, но силы мои пропадают.
Сердце мое совсем сдало. Я чувствую такое обмирание его, потерю ощущения его, что несколько раз в такие припадки плакал, – не оттого плакал, что испугался смерти, а оттого, что не увижу тебя больше. Утром я просыпаюсь мокрый от пота и чувствую, что все цветы во мне съела корова – болезнь. Одновременно у меня полная потеря аппетита, я обедал 3–4 раза, как ты уехала. Что касается завтрака, чая, ужина, то я это вовсе отменил, несмотря на настояния Вали. Это состояние усиливается твоим отсутствием. Усиливается настолько – буду писать сейчас всё, – что я несколько раз порывался дать тебе телеграмму, чтобы ты немедленно выезжала. Но потом думал, что вам там очень хорошо, нельзя разрушать твой отдых, звать тебя на помощь, – буду пока один. Извини меня за это кажущееся малодушие, но, может быть, я и прав.
Во всяком случае, я еще немного подожду. Если так пойдет, [со] слабым и больным телом, но с полной душой, с любящим тебя сердцем, но угнетенным, печальным, – я жить не буду. Это решено. Это мне соответствует. Ты говорила мне когда-то, что счастью твоему мешать не надо, если я его дать не могу. Так вот, я попробую. Если не выйдет, я исчезну.
В груди у меня стоит дикая физическая боль, эта штука истерлась вдребезги, чинить ее не умеет никто.
Если Тотику плохо, он падает в обморок – присылай его немедленно ко мне домой с кем-нибудь из курортников. От москитов, которые тебя искусали, есть простое средство – не ходить много по ночам по глухим заросшим местам. Это не ревность, это гибель.
Дорогая моя. Скажу тебе сразу, как в юности, как в своем первом письме тебе. Я пропадаю без тебя, но ты приедешь нескоро. Когда совпадают припадки недомогания и тоски, то я борюсь с собой, чтобы не кончить все это разом.
Работоспособность моя исчезает. Я все время сижу за столом, но думаю о тебе. Муза моя, подумай обо мне и помоги. Ты умница и знаешь, что нужно делать в самых трудных случаях.
Тебе интересно, что – во-первых – творится дома, затем, что у меня (во вторую очередь). Дома ровно ничего не творится. Мне неохота занимать бумагу пустяками, поэтому я обычно не пишу об этом. Мне охота говорить о тебе и о себе, а не о ерунде.
Странно, мне всё кажется, что я тебя больше не увижу или увижу как-то особо, когда ты будешь близко от меня, но недостижима. Не знаю, что это.
Сейчас вечер. Предстоит страшная ночь слабости и пота – шестая ночь сегодня будет, как это началось.
Хочу пойти к Серг[ею] Александровичу [595].
(2-90-00), но он мне не поможет. Может быть, пойду завтра, там увижу. Я опять пишу пустяки, как в прежних письмах, и ты будешь обижаться.
Если увидимся нескоро или не увидимся, то сохрани обо мне память навсегда. Я тебя любил и люблю всею кровью, ты для меня не только любима, ты – священна и чиста, какая бы ты ни была в действительности.
Еще раз прошу прощения, что порчу тебе настроение и радость отдыха этим письмом.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: