Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)

В заключение должен сказать, что это письмо написано не затем, чтобы излить свою личную обиду – я не принадлежу к обиженным и обижающимся, – а затем, чтобы Вы вместо маленькой рукописи приняли большую и чтобы впредь у Вас все члены коллектива были равноправными – в смысле подготовки к той качественно совершенной работе, которую Вы им предложили, а они приняли.

С тов. приветом Андр. Платонов.

25/VII 35.

Печатается по машинописи с авторской правкой: ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 5, л. 5–7.

«Две пятилетки» (др. названия – «20 лет», «Люди второй пятилетки», «Люди пятилетки») коллективный труд, который должен был стать художественным памятником 20-летия Советской власти. Издательский проект был задуман А. М. Горьким в январе 1934 г. В состав редколлегии входили Горький, Л. Мехлис, А. Стецкий, Г. Корабельников (отв. секретарь). В течение 1934–1935 гг. собирались совещания редакторов и авторов, часто с присутствием Горького, который вел активную переписку с членами редколлегии по поводу издания. А. Платонов, как и многие писатели: А. Афиногенов, И. Бабель, М. Зощенко, Вс. Иванов, А. Малышкин, Л. Леонов, К. Паустовский, А. Фадеев, К. Федин, М. Шолохов и др., – входил в состав коллектива. В фонде Платонова сохранилась папка с документами «Альманах «Люди пятилетки»», включающая проект программы издания, ориентировочный состав коллектива (ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 31). Материалы, очевидно, раздавались писателям на одном из совещаний в начале 1935 г. (см.: Архив А. М. Горького. Т. Х. Ч. 1. М., 1964. С. 344–348). В параграфе программы «Герой книги, формы его изучения и изображения» сделаны, вероятно Платоновым, пометы чернилами (отмечено курсивом): «Предметом изучения должны явиться новые мотивы человеческого поведения , новые чувства, страсти, понятия, так как они возникли в процессе социалистического строительства и получили новое историческое развитие» (Л. 8).

{205} Л. З. Мехлису.

Август 1935 г. Москва.

Тов. Мехлис!

Недавно я передал в «Правду» несколько глав из своей повести [618]. Это я сделал для того, чтобы видно было, что моя литературная работа приобретает положительный характер (в идеологическом и художественном смысле).

В литературном отделе «Правды» приняли к печати один отрывок, спросив, не та ли это повесть, что была в «Кр[асной] нови» и которая была предназначена для печатания в сборнике «Две пятилетки» [619]. Я сказал, что да, та самая. Здесь я Вам должен дать краткое разъяснение как редактору «Правды» и руководителю «Двух пятилеток». (Жалею, что не догадался – по своей вине – сделать их вам лично.)

Мною заготовлено для «Двух пятилеток» три рукописи3 [620], я дал ее в «Кр[асную] новь» т. Ермилову [621]. Ермилову она понравилась – и об этом он мне заявил, сказав, что напечатает ее осенью в журнале.

Я, откровенно говоря, обрадовался, особенно тому, что повесть хороша и в идеологическом отношении, что я переработал в себе этот главнейший недостаток.

Меня вызывает (через 2–3 дня) Корабельников [622]и заявляет, что я поступаю дурно ведь та повесть, которая выходит сейчас в «Кр[асной] нови», намечается в «Две пятилетки». Я говорю, что да, конечно. Я согласился тем скорее, что произведение мне идеологически, очевидно, удалось, т[ак] к[ак] есть апробация хотя и одного ее читателя, – т. Ермилова, но этот читатель – коммунист, литератор и, как вам известно, человек в этом отношении высокой квалификации.

Затем я узнал – печатать вещи, назначенные для «Двух пятилеток», нигде нельзя [623]. Я же предполагал, как обычно, что в периодических журналах можно.

Тогда я заявляю т. Корабельникову: беды здесь нет, пусть эта вещь печатается в «Кр[асной] нови», т[ак] к[ак] мне надо как можно скорей печатать хорошие вещи, чтобы уничтожить тот вред, который я принес в прошлом своими плохими вещами. А для «Двух пятилеток» у меня есть еще два произведения, которые я писал тоже изо всей силы. Да и кроме того, ведь книга, куда попадет моя рукопись, выйдет лишь к осени 1937 г. (в книгах «Картины жизни страны» и «Взгляд в будущее» [624]я не участвую, не знаю почему). Ведь есть время, я напишу еще новые сочинения, и не одно. Ведь мое положение не легкое, не нужно его усугублять. Кроме того, почему надо считать, что именно эта вещь, которая передана в «Кр[асную] новь», назначается и подходит для «Двух пятилеток». Ведь это я сам сказал так, а редакция «Двух пятилеток» ни одной рукописи из трех не имеет и не читала их.

Но т. Корабельников упорствовал на своем, хотя и не читал ни одной строки моих новых рукописей в том числе.

Тогда я написал письмо в гл[авную] редакцию «Две пятилетки» [625]и принес его на второй день Корабельникову. В письме я объяснил это же положение. Тов. Корабельникова письмо на имя гл[авной] ред[акции] не удовлетворило, он сказал, что лучше будем считать инцидент исчерпанным. Я согласился. Через несколько дней состоялось заседание гл[авной] редакции, где вы присутствовали, а я читаю в «Правде» отчет и узнаю, что т. Корабельников доложил там мой «исчерпанный» инцидент [626].

Затем Корабельников вызывает меня снова. Я уже тогда запутался. Ермилов до того сказал мне, что печатать вещи не будет, и я взял ее обратно. Корабельникову я сказал, что как отделаю все рукописи, так принесу их ему. Он мне показал протокол гл[авной] редакции, где изложено то, что вы знаете.

Но если бы вы знали действительное положение дела и мое положение, то, конечно, такой путаницы из пустяка (по существу говоря) не получилось бы.

Теперь я прошу Вас помочь мне следующим. Рукопись, которая была в «Кр[асной] нови», не считать назначенной для «Двух пятилеток» (ведь это я сам посчитал ее так и сам же сказал об этом Корабельникову) и разрешить ее к печатанию в «Кр[асной] нови» (название повести «Джан»). Я же представлю в «Две пятилетки» две новые рукописи и кроме того третью – к концу этого, 1935, года.

Всего 25–30 авт[орских] листов (договор у меня на 3 листа). Ведь практически для гл[авной] редакции это совершенно приемлемо, ее интересы полностью обеспечиваются, время не проигрывается [627].

Затем сообщить т. Кантору [628]в «Правду», что печатать отрывок из повести «Джан» можно, а эти специфические обстоятельства отпадают.

Для вас эти действия совершить нетрудно, а для меня их значение огромно.

Я бы не стал Вас беспокоить этим по необходимости длинным письмом, если бы обстоятельства моей жизни и работы были хотя бы в небольшой степени хороши.

С тов. приветом и уважением Андрей Платонов.

Печатается по черновому автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 3, ед. хр. 40, л. 1–3.

Датируется условно – по содержанию письма – не ранее 4 августа (см. ниже прим. 9).

Мехлис Лев Захарович (1889–1953) – партийный и издательский работник, главный редактор газеты «Правда»; принимал участие во многих общественно-политических проектах А. М. Горького: «История гражданской войны», «История фабрик и заводов», «Две пятилетки», «Творчество народов СССР». В 1934 г., в преддверии писательского съезда, Мехлис настраивал Горького против некоторых писателей – М. Пришвина, П. Васильева, А. Платонова, стараясь подвигнуть его на публичное выступление против них. В ответном письме Мехлису по поводу этого предложения Горький высказался обо всех названных редактором «Правды» писателях, в том числе о Платонове: «Ан. Платонов – даровитый человек, испорченный влиянием Пильняка и сотрудничеством с ним» (цит. по: Примочкина Н. Писатель и власть. М., 1998. С. 62–63).