Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)

Меня здесь лечат. Кормят здесь чрезвычайно обильно, мне это неприятно. Завтрак из трех блюд, обед из четырех, ужин тоже – постоянно дают мясо, масло, сало и пр[очее]. Меня тяготит это насыщение. Я живу в комнате, где нас четверо. Работать не очень удобно, но я уже начал писать, пишу на большом подоконнике, поглядывая на море. Сейчас оно синее и освещено утренним солнцем, но дует ветер, холодные волны катают камешки на берегу и они шипят в белой пене. Как бы здесь можно жить, если бы со мной здесь были мой живой сын и две Мумы.

Я все время помню ее, мою маленькую Кхы! Чувствую, что полюбил ее до болезненности, помню ее улыбку и все движения ручками и ножками. Напиши мне о ней всё подробно. Сашка, наверно, вспоминает про Лея [947]. Скажи, что я скучаю здесь по нем и люблю его попрежнему. Пусть он ждет меня. Не знаю, что можно привезти ему в подарок. Здесь это трудно, но что-нибудь придумаем.

Режим здесь довольно суровый, время идет однообразно; много часов отнимают разные процедуры, врачебные осмотры и т. п.

Напиши мне – только сразу же, чтобы письмо твое застало меня здесь, – напиши про все дела и новости. Если что нужно срочно, принимай решение сама за меня, но сначала обдумай. Получила ли ты деньги?

Еще одна просьба к тебе. Когда к нам приходил в гости Елагин, я занял пол-литра водки с бутылкой у Мих[аила] Никитина [948]. До сих пор я не отдал долга. Не можешь ли ты отдать эти пол-литра с бутылкой Никитину? Отдай, пожалуйста, я забыл про этот долг.

Если ты получила деньги полностью и у тебя есть возможность – пришли мне телеграфом сюда 500 р[ублей], м[ожет] б[ыть], я по дороге отсюда куплю что-нибудь в подарок Сашке и Кхы.

А тебе я подарю что-нибудь в Москве, моя дорогая. Отсюда же я могу привезти только вечнозеленую веточку в вечную память о нашем сыне, герое, святом и мученике.

Я здесь, а он лежит в ледяной могиле.

Пиши мне. Обнимаю тебя. Целую Кхы и Сашку.

Привет Ещебабе [949], Тамаре, Гр[игорию] Гр[игорьевичу] [950], Анне Савел[ьевне] [951], Петру и Вале.

Андрей.

[Приписка сбоку листа] Адрес: Крым, Гурзуф, санаторий, майору Платонову.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 570–571. Публикация Е. Антоновой.

{304} М. А. Платоновой.

27 января 1945 г. Гурзуф.

Гурзуф, 27/I 45.

Дорогая моя Мума Большая!

Пишу тебе второе письмо. Живу я здесь ничего; только холодно здесь, топить здесь не привыкли. Место само по себе тут прекрасное. Сейчас я пишу тебе, и передо мной – за окном – бесконечное пространство моря, освещенного по горизонту серебристым светом. Как бы хорошо здесь нести на плечах Сашку, а в руках Машку-Кхы и брести по берегу у черты прибоя! Но пока это невозможно. Как ты там живешь? Трудно, наверно, кормить тебе ребенка. Тебе надо кушать очень хорошо, а ты ешь как и что попало – и ребенку хуже, и сама слабеешь. Мне здесь тяжело еще оттого, что кормят меня здесь на убой.

Здоровье мое вначале здесь стало хуже, появилась t и озноб, теперь всё прошло, но рентген показал много очагов и какой-то плевритный шов, а плеврита у меня не было. Лечат здесь ничего, я принимаю разные лекарства, часть из них, как пустяковые, выбрасываю. Тут чисто военный санаторий, есть люди интересные с резким большим характером, есть и другие.

Как там моя Машка, моя Кхы? Сидит ли она? Я по ней скучаю, я мечтаю, что когда-нибудь привезу ее сюда на море и она, вместе с Сашкой, будет здесь играть в песочке, как когда-то здесь же в Крыму играл ее старший брат. Но когда это будет?

Сюда газеты идут очень долго, но у нас, мы слышим здесь, великие победы. Это питает великие надежды, что скоро будет победа.

Я часто представляю себе, как вы там трудно живете одни, и мне нехорошо, что я здесь избавлен от всех забот, окружен вниманием как больной, хорошо питаюсь, живу на берегу синего моря. Но в душе у меня непреходящая черная печаль. Дела мои в литературе плохие, будущее мое темно, а от меня зависят маленькие прелестные существа – Кхы и Сашка. Вспоминает ли обо мне Сашка?

Напиши мне обо всем и обо всех и подробно о самой себе. Ты, должно быть, постоянно ходишь разбитой оттого, что тебя иссасывает Машка. Не пора ли ее подкармливать?

Пиши скорее. Письма идут долго. Привет тебе от моря и от гор. Целую тебя, Машку и Сашку. Андрей.

[Приписка сбоку листа] Адрес: Крым, Гурзуф, санаторий, мне.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 571–572. Публикация Е. Антоновой.

{305} М. А. Платоновой.

31 января 1945 г. Гурзуф.

Гурзуф, 31/I 45. Дорогая моя Мария!

Пользуясь случаем, что в Москву едет один мой товарищ по палате, посылаю эту записку. Я тебе послал.

3 письма, кроме этого, и одну телеграмму. Старожилы говорят, что письма, равно и телеграммы, идут 8-10 дней в один конец. Ты учти это. Я прошу тебя:

1) Позвони Р. И. Фраерману – пусть он поговорит с Валент[иной] Сергеевной и Кононовым – когда же они, наконец, издадут в Детиздате мою книжку «Солдатское сердце» – идет уже второй год, как она принята [952]. Скажи Фраерману – ведь я приеду в Москву ненадолго, потом уеду на фронт [953], мне деньги нужны, и я бы мог их получить в расчет за книжку;.

2) Позвони Кривицкому, узнай деликатно (скажи, что я прислал письмо), почему же до сих пор не напечатан мой рассказ [954]. Ведь от этого зависит так много, чуть не всё мое здоровье и вся жизнь. Он должен понимать.

Я живу тоскливо. Идет дождь чуть не круглые сутки. Курю траву, табаку нет. Вина не пью, его нет, а если есть, то слишком дорого. Выеду домой не позднее 18/II. Поцелуй мою ясноглазую Кхы и пожми руку нашему Сашке.

Обнимаю тебя. Андрей.

[Приписка сбоку листа] P.S. Если ты мне не перевела денег (я просил в первом письме), то переведи телеграфом, если можешь, рублей 200, а не 500, как я просил сначала.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 572. Публикация Е. Антоновой.

{306} М. А., М. Ан. Платоновым и М. Е. Кашинцевой.

12–13 сентября 1945 г. Ялта.

Ялта, 12 сент[ября] 1945.

Здравствуй, дорогая Муся, затем маленькая Мусенька-Машенька и Мария Емельяновна!

Я только первый день в санатории. Санаторий очень хороший, он не в городе, а в окрестностях города, в горах. Кормят здесь очень обильно и хорошо: 5 раз в день, дают ежедневно виноград и фрукты; я с трудом справляюсь с таким обилием пищи. Здесь в этом смысле еще лучше, чем в Гурзуфе. В то же время я помню, как живешь и питаешься ты, Машка и Саша, и мне трудно здесь наслаждаться этой пищей. Здесь преимущественно лежат тяжелые больные, есть и такие, как наш Тоша.

Из окна палаты, где я лежу, видны почти вся Ялта и полукруглый залив. Здесь дождей нету, светит солнце и жаркая погода. На море небольшое волнение, по синим волнам бегут белые барашки. (Ты помнишь, должно быть, эту картину.) И я думаю, как хорошо бы тут быть тебе, Маше и Саше. Как бы тут вздохнули и оправились наши дети. Но нельзя еще, может быть, на будущий год удастся… Ехал я сюда в тяжких условиях, три ночи почти не спал. Для меня это еще терпимо, но ты с Машкой не вытерпела бы.